Измена, или Страдай, бывший!

Ильина Настя

— Проходите и устраивайтесь поудобнее. Вам важно максимально расслабиться, чтобы мы смогли начать диалог. Хотите кофе?

От него можно и кофе…

Что ты творишь, Лера?

Может, это какой-то гипноз?

Чего это я так поплыла?

Ну красивый мужчина! И что дальше? Не таять ведь теперь перед ним.

Собираюсь с силами и выдавливаю улыбку.

— Спасибо. Ваш администратор уже предлагала. Я не хочу ничего. Мне не терпится начать диалог.

— Вы хотите попытаться вспомнить заблокированные воспоминания из детства

и готовы использовать для этого даже гипноз. Верно, я понимаю?

Сняв пиджак и накинув на плечи белый халат, Михаил Евгеньевич садится за стол и направляет на меня пристальный взгляд.

— Всё так. Я готова к любым пыткам с вашей стороны, только бы вспомнить то, что было скрыто от меня так много лет.

Мужчина ухмыляется. Его явно позабавил мой ответ. А я всё ещё пытаюсь прийти в себя. Ну почему он так хорош собой?

— Так уж на любые пытки? — спрашивает Михаил Евгеньевич, легонько сощурившись. — Ладно, не буду томить вас и сразу скажу, что пытать я никого не собираюсь, но сеансы могут оказаться болезненными морально. Вы можете плакать, рыдать… не стесняйтесь проявлять свои эмоции. Сегодня я хотел бы поближе познакомиться с вами, если вы готовы продолжать сотрудничество.

— Да!..

Поближе познакомиться — это ведь не то, что первым пришло в голову?

Конечно, нет!

— Прекрасно. В настоящем я ваш друг, родной человек, тот, кому вы можете доверить всё. Я ваш личный дневник. Не стесняйтесь записывать в него всё, что есть в вашей голове. Кабинет с хорошей шумоизоляцией. Всё, что вы скажете здесь, останется здесь. У вас есть какие-то вопросы, прежде чем мы начнём?

— Только один: как вы справляетесь с тем, что наваливается в стенах этого кабинета? У вас есть персональный мозгоправ?

Михаил улыбается. Он молчит долю секунды, опустив взгляд, но мгновенно возвращает его ко мне:

— Вы первая, кто волнуется о моём состоянии. Приятно. Это моя работа. Я привык оставлять всё, что услышал, в стенах кабинета до следующей встречи с пациентом. Сознание легко самоочищается. И… всего одна просьба — не называйте это так. Мозги править мы вам не будем. Просто общаться, как друзья. Я помогу вам, но мозгоправ… Звучит грубо. Готовы начать?

Он не даёт мне возможности извиниться, словно не корил меня за то, что «оскорбила», а просто подметил, что к его профессии такое определение не имеет совершенно никакого отношения.

Отвечаю кивком.

Кресло слишком мягкое, напоминает облачко, коим мы его представляем в детстве. Или материнские объятия? Мне уютно, и я расслабляюсь. Сейчас не отказалась бы от бокальчика игристого со льдом.

— Валерия, есть ли в настоящем что-то, что гложет вас?

Вздрагиваю, потому что затрагивать тему измены мужа не планировала. Я же пришла сюда по другому вопросу!

— А это имеет какое-то отношение к прошлому, которое мне хотелось бы вспомнить?

— Самое прямое. Прошлое и настоящее тесно связаны. Мне хотелось бы понимать, что заставило

вас обратиться за помощью, почему именно сейчас вы решили вспомнить.

— Я встретила человека, пробудившего слишком малую часть воспоминаний. Я была уверена, что мама умерла при случайных обстоятельствах, но теперь знаю — её убили. Более того — я видела этот момент. Именно по этой причине я не могу вспомнить своё прошлое. Хочу понять, кого я увидела тогда… и почему отец не докопался до правды сразу.

— И всё-таки вернёмся к вопросу о настоящем — вы заметно заволновались, когда я спросил — это тревожный звоночек. Доверьтесь мне и расскажите. Нужно полное взаимодоверие.

Михаил Евгеньевич говорит вкрадчиво. Ему хочется верить, и я расслабляюсь окончательно.

— Мой муж изменяет мне под крышей моего же дома. Он притащил любовницу, назвав суррогатной матерью, вынашивающей нашего малыша, а когда я узнала… Я просто хочу отомстить ему, а потом развестись.

— Вы действительно хотите отомстить ему так сильно, что держите рядом? Или просто пока не готовы к одиночеству, поэтому продолжаете удерживать рядом?

Мне хочется сказать что-то против, но язык немеет.

Мелкая дрожь проходится по всему телу, пронизывая его неприятным ознобом.

— Я… нет. Одиночество не страшит меня. Я хочу, чтобы он ушёл из моего дома с тем, чем пришёл.

Уже неуверена в своих словах. Возможно, есть в утверждении Михаила что-то достоверное, но мне не хотелось бы в это верить. Разве именно по этой причине Дима ещё рядом? Я просто хотела причинить ему такую же боль, какую пережила сама!..

— Закройте глаза, Валерия. Давайте вернёмся в далёкое детство. Попробуйте вспомнить что-то счастливое, момент, который остался в вашей памяти.

Перед глазами большое ромашковое поле. Мама сплела для нас венки. Мы сидим на расстеленном пледе, а папа пытается распутать бумажного змея, которого мы запускали до этого. Мама смеётся, достаёт клубничку из контейнера и протягивает мне.

Губы растягиваются в улыбке.

Мы были счастливы, пока кто-то не отнял нашу мамочку.

— Вижу, что всё получилось. Расскажите, что вы видите перед собой.

Пересказываю Михаилу всё, продолжая улыбаться. Сейчас мне хорошо, хочется остаться там.

— А теперь переключитесь на самое первое, что помните после смерти своей мамы.

— Душная комната, — бормочу я. — Одиночество цепкими лапами тянется ко мне. Я сижу на кровати, обняв колени, и ни с кем не хочу разговаривать. Я не хочу никого видеть, потому что главный человек в моей жизни больше никогда не вернётся… — Теперь по щеке катится слеза. — Дядя сказал, что мама умерла…

Дядя!..

Он был рядом со мной тогда.

Не папа, а он!..

Он говорил, что папе нужно время, чтобы прийти в себя. Отец долго не общался со мной, уйдя в себя, и рядом находился дядя. Так почему теперь огораживается?