Измена в прошлом
Шрифт:
– Я не любила его. А замуж вышла потому, что сыну нужен был отец. – выдала причину, которую мне внушали в то время мама с бабушкой. – Только отцом он оказался так себе.
Однажды я вернулась домой и застала красного от злости Игоря и зарёванного, испуганного сына, запертого в детской. Когда я спустила с Серёжки колготки, увидела на его попе багровые полосы от ремня. Через час у порога стоял чемодан с вещами Игоря. И сам он, под аккомпанемент собственных злых воплей, был выставлен с вещами вон.
Я не собиралась плакаться Пашке. Мне не нужны были его жалость или сочувствие.
И главной радостью и гордостью был сын. Умный, сильный, красивый. Я помнила каждый счастливый миг с ним.
Как учился ходить, каждый раз упрямо поднимаясь на ножки после падений. Как напряжённо тянул тонкую шею, пытаясь рассмотреть из-за большого букета астр, всё вокруг на торжественной линейке в первом классе. Как кружил меня по комнате, счастливый и радостный, что поступил в медицинский. Как с гордостью принёс мне красный диплом об окончании медакадемии. Я не была на вручении, валялась дома с высокой температурой, зато потом миллион раз пересматривала видео с торжественной части. И плакала от счастья.
– Юль. – Пашка подвинулся ближе. Пальцами отвёл прядь волос, упавших мне на лицо. – мы можем попробовать всё исправить. Ты не думала почему мы оказались именно в этой точке? С какой целью нас забросило сюда? В этот момент нашей жизни?
– Родить Серёжку?
– Почему обязательно Серёжку, Юль? Может быть, у нас будет другой ребёнок. Серёжка остался там, в той реальности. Живёт, продолжает наш род. Наверняка счастлив.
– Потому что его нет в той реальности, Паша. Он умер.
Я смотрела в это красивое лицо, в глаза с расширившимися от шока зрачками, на посеревшее, дрогнувшие губы и ненавидела его в этот миг.
– Он умер! Погиб в Африке! – сорвалась я на крик, выплёскивая свою боль в когда-то родное и любимое лицо. – Погиб, понимаешь ты? Его больше нет!
Закрыла глаза, в очередной раз умирая вместе с сыном, и прошептала:
– Мальчик мой. Погиб...
Глава 24
Я умерла не той ночью во сне. Я умерла за три месяца до этого. Спокойным, ничего не предвещающем вечером.
Как обычно, вернулась домой, припарковала свою старенькую Део Нексия на привычном месте у подъезда, поднялась в квартиру и уже раскладывала в холодильнике купленные по пути домой продукты, когда раздался тревожный звонок в дверь. Я никого не ждала.
Говорят, материнское сердце чувствует беду. Я ничего подобного не испытывала. В этот день всё было как обычно. Рутина на работе, очередь на кассе в супермаркете после трудового дня, вечерние пробки на дороге, мысли, что приготовить на ужин. Самый обычный вечер.
Я всё поняла, как только открыв дверь, увидела лицо лучшего Серёжиного друга Олега Першнева. Кто-то был с ним ещё, какие-то мужчины. Они говорили и говорили мне что-то скорбными и торжественными голосами, а мы с Олежкой смотрели друг на друга, и в его глазах я видела дикую боль и горькую правду.
Именно в этот момент я умерла. Перестала существовать. Исчезла из жизни.
Долгие три месяца, пока ждали, когда нам вернут тело Сергея, когда появится возможность вывезти
Похороны тоже почти не запомнились. Только серый, мелкий, бесконечный дождь. Мокрые цветы, мокрые венки, ручейки дождя на гладкой поверхности закрытого гроба. Холодное, скользкое дерево креста, за который я цеплялась. И как прозрачные, хрустальные слёзы, капли на фотографии сына.
Мне больше незачем было жить.
– Умер. – беззвучно, одними губами повторил за мной Пашка. Его лицо застыло мёртвой гипсовой маской. Зрачки заполнили всю радужку и казались чёрными провалами. Глубокой трещиной между бровей пролегла морщина. Паша моргнул, скривил губы.
– Юля, Юленька. – потянулся ко мне, обнял, задышал рвано мне в волосы. – Девочка моя. Как же ты одна пережила это?
"А я и не пережила" хотелось ответить ему, но слова комом стояли в горле.
Пашка судорожно вздрагивал, прижимая меня к себе и я чувствовала горячую влагу на своих волосах. Да, Паша, плач. Не только мне одной в этом мире оплакивать нашего сына. Хочу, чтобы ты испытал хотя бы десятую долю той боли, в которой я уже давно существую и в этой, и в прошлой жизни. Почувствуй боль вместе со мной. Кроме тебя мне не с кем ею поделиться.
– Ты не одна, Юль. – лёгкими, невесомыми поцелуями Пашка собирал солёную влагу с моих щёк. – Больше не одна. Я буду рядом. Всегда. Даже если прогонишь, не уйду. Всё будет хорошо. Вместе у нас обязательно получится всё исправить.
Я что, проговорила всё это вслух? Откуда Пашка всё понял про моё одиночество?
– Я с тобой, родная. – прижимал и чуть покачивал меня как ребёнка Паша. – Я люблю тебя и всегда буду рядом. Ничего не бойся.
Мы так и сидели на разворошённой кровати, тесно прижавшись, ища поддержку и живое тепло друг в друге.
После слёз и услышанных слов я вдруг испытала облегчение. Больше я не одинока. Есть кто-то, кто готов разделить со мной этот неподъёмный груз.
Накал страстей, как и буря за окном понемногу улеглись и мы как-то незаметно переместились, устроились удобнее. Пашка сидел, облокотившись на стену и, обхватив меня рукой поверх одеяла, прижимал спиной к своей широкой груди. Я положила голову ему на плечо и чувствовала, как стук его сильного сердца размеренными толчками отдавался у меня где-то в районе лопаток. Слушала чёткий ритм и незаметно для себя впадала в какой-то гипнотический транс.
Пригрелась, притихла, успокоилась в сильных руках и снова начала размышлять о том, что произошло.
Я должна попробовать всё исправить. Мы должны попробовать, прекрасно понимала, что без Пашки всё бессмысленно. Мне не нужна его любовь, но он сам, рядом необходим. В конце концов, я с самого начала собиралась использовать его. Не совсем честно, конечно, но наплевать. Он тоже планировал не совсем честно в отношении меня исправить свои ошибки. Так что…
Рассвет за окном из серого и мутного, перерастал в оранжевый и звеняще прозрачный. Новый день как новая жизнь. Ночные кошмары и переживания вместе с темнотой отступали, отходили в прошлое.