Измена. Бежать или остаться
Шрифт:
Глава 31
Каролина.
— Вот гадина! — восклицаю громко я, дослушав Назара.
Когда муж вошел в гостиную, то увидел, как я без остановки скролю (прим. автора — листаю) новостную ленту в мобильном телефоне. Мокрые дорожки слез застыли на моих щеках, а нос распух от постоянного соприкосновения с сухими салфетками.
Я даже в душ ходила
Только когда Горский отнял у меня электронный гаджет и прижал к своей груди, я смогла наконец выдохнуть и сбросить гнетущее напряжение с плеч.
Мой муж, мой. Мой. Мой. Никому не отдам. Не позволю.
На все вопросы муж сказал, что ответит, когда я умою лицо холодной водой и съем свой давно остывший завтрак. Удостоверившись, что я сыта и спокойна, Назар рассказал обо всём, что произошло сегодня от момента его выезда за ворота и до своего возвращения в дом. Без тени сомнения и заминок.
Каждое слово Баженовой, о котором поведал мне Горский, заставляет забыть о недавней жалости к себе. Больше не хочется плакать или закрываться в спальне, не хочется впитывать этот нескончаемый поток «искреннего счастья новоиспеченной паре» из комментариев, отправленных пустыми аккаунтами.
Из-за открытой наглости, которую впервые позволила себе Аннет, во мне просыпается древняя амазонка-воительница. Я жажду прямо сейчас сорваться с места и поехать к этой женщине. Хочу голыми руками повыдирать её белокурые, тонкие волосы, хочу поставить соперницу на место.
— Я так и знала, что она к тебе до сих пор неровно дышит. Знала! — вскакиваю с дивана и машу руками. Подхожу вплотную к спокойно сидящему мужу и давлю пальцем ему в грудь. — С Аннет надо быть очень осторожными, Назар. Не вздумай даже крошку в её доме съесть. Пить тоже нельзя.
— Как скажешь, пыхтунья, — хохотнув, соглашается Гор.
Его ладони скользят по гладкой материи спортивных лосин, намереваются добраться до моей подтянутой пятой точки. Мой воинственный настрой и всклокоченные волосы, кажется, наводят мужа на совершенно другие мысли.
Недовольно мычу из-за того, что он не воспринимает мои слова всерьез и пытается меня возбудить.
Улыбка мужа становится шире, а взгляд ускользает от моих налитых губ к острой ключице, перескакивает к глубокому вырезу свободной майки.
Двумя пальцами поддеваю мужской подбородок и требую смотреть не на мои формы, а прямо в глаза.
— Я серьезно, Гор. Аннет очень коварная и хитрая. Если она вбила себе в голову, что хочет тебя, то пойдет до конца.
— Мне все равно, чего хочет и о чём думает эта женщина. Я не вещь, чтобы просто взять и присвоить.
— Ты ей тоже так сказал?
— Сомневаешься? — Назар поднимает уголок губ,
Его руки замирают под моими ягодицами, но обхват пальцев не слабеет.
— В тебе нет, — утвердительно чеканю я, с шумом втягивая воздух через нос. — Но я ей не доверяю. Ни капли.
Горский тянет меня на себя. Приходится расставить ноги пошире, чтобы забраться к нему на колени и сесть. Его голова напротив моей вздымающейся груди, но муж отныне смотрит только в глаза.
— Меня волнует только судьба Мира, — серьезным тоном проговаривает Гор. — Больше ничего. Аннет вообще не следит за мальчиком.
«Это его сын. Его сын» — повторяю, как мантру. Как бы ни раздирало имя мальчика мою душу, как бы ни кровоточили собственные раны, а я не вправе упрекать мужа за отцовские инстинкты.
Сложись обратная ситуация и у меня был бы ребенок от другого мужчины, то я не хотела бы слышать в свой адрес ни упреки, ни обвинения.
Назар не виноват в том, что мой организм сломан. Я знаю, он отдал бы все на свете, чтобы у нас был общий ребенок. Отдал бы без раздумий и сомнений.
Обнимаю широкие плечи мужа, прижимаю его голову к груди. Закрываю глаза и глотаю вернувшиеся к горлу слезы.
— В европейской клинике у Мира, — с трудом удается произнести имя этого мальчика, — будет полный уход. За ним будут следить каждую минуту. — Назар обнимает меня за талию и шумно выдыхает мне в декольте. Чувствую, как напряженные мышцы его спины постепенно расслабляются и становятся мягче. Мужу, несмотря на статус и непростой характер, тоже нужна чья-то поддержка. Хотя бы изредка. — Особенно после операции, все будут кружить вокруг него как пчёлки. Все будет хорошо, Гор. Осталось всего ничего до нашего вылета.
— Твои слова да Богу в уши, — бормочет муж, уткнувшись носом между двух округлых половин груди. Горячее дыхание щекочет кожу.
— Неожиданный поворот. — С трудом сдерживаю смех, рвущийся из диафрагмы. Отстраняю мужа от своего тела. Смотрю в его зеленые глаза. — С каких пор ты надеешься на чьи-то силы, помимо своих?
Вместо ответа Назар опять опускает голову мне на грудь, сильнее вдавливает свои пальцы мне в поясницу. Тяжесть его дыхания передается и мне. Мы никогда не разговаривали о его ребенке таким образом. Никогда не делились мыслями без криков и ругани.
— Расскажи о нем. Какой он? — Говорю настолько тихо, что сама себя едва слышу.
— Вряд ли тебе это нужно, — так же тихо отвечает Гор.
— Мальчик теперь часть твоей жизни, Назар. — Смотрю на нашу хай-тек люстру, привинченную к потолку, и не даю соленым каплям ни единого шанса вырваться на поверхность. — Как бы ни было сложно, но мне придется с этим жить. Однажды ты научился жить с моими диагнозами. Мой черед.
Назар гладит меня по спине, по волосам. Целует руки, ладони. Отстраняется, прижимаясь спиной к дивану.