Измена. Боль моего сердца
Шрифт:
И всё же не могу удержаться. Сажусь рядом с ней.
– Ты прекрасная мать, Маш, – притягиваю в объятия, она поддаётся.
А я млею. Прижимаюсь трепетно губами к её лбу, жадно втягиваю запах волос. Нежность разливается внутри, врачуя душевные раны.
Знаю, эта анестезия ненадолго. Скоро Машка придёт в себя, и снова я буду получать от неё только яд и презрение.
– Если бы не ты, у нас бы ребёнка вообще не было. А теперь мы справимся, – пытаюсь её успокоить.
Каменеет в моих руках. Ну вот,
– Мы? – спрашивает с хриплым стоном. – Нет больше нас.
Отстраняется.
И снова за грудиной сжимает сожалением и отчаянием.
– Маш, давай так, пусть как пара мы теперь под вопросом, но как родители “мы” есть. Ты ведь сама видишь, что по-другому малыша не воспитать. Он маленький, но уже требует маму и папу рядом.
– Мне кажется, ему только папа нужен, – заявляет Машка с ноткой обиды. – Видишь, у тебя на руках он сразу замолчал, а мне три часа концерт устраивал. Чего я только не делала, осталось только к потолку взлететь.
– Дурочка, – усмехаюсь. – Он у нас умный мальчик, и хочет рядом обоих родителей. Вот и всё. Держи его, я пойду, наведу ему нужную смесь.
Но стоит мне отдать сына Машке, как он снова начинает выгибаться дугой и орать.
– Вот видишь! – психует Маша. – Это мужской сговор! Даже в таком возрасте! Как вы это делаете? – сокрушённо взмахивает руками.
– Прости, тут я бессилен, – невольно улыбаюсь.
– Какая банка, голубая? – зло вытирает слёзы.
– Да. Она в правом шкафчике стоит.
– Пойду, наведу смесь нашему капризному падишаху!
Выходит, а я заглядываю в глаза сынуле.
– Не знаю, как ты это делаешь, но я тебе безумно благодарен, – прижимаю его крепче к груди, втягиваю сладковатый запах младенца.
– Кря, – издаёт забавный звук сын.
– И я тебя очень люблю…
Богдан накормлен и спит. Правда, спит он только на руках. У меня. Стоит мне только двинуться к кроватке, как тут же раздаётся недовольное кряхтение, за которым следует плач.
– Маш, иди, ложись. Я с ним буду. Как видишь, я в заложниках, – обречённо улыбаюсь.
– Да. Не ты один, – недовольно. – Но я подумаю об этом завтра, потому что сейчас я просто валюсь с ног.
Уходит в спальню, укладывается. А я продолжаю расхаживать со спящим Богданом на руках по комнатам. Через некоторое время захожу в спальню.
Маш спит. Замираю, любуясь любимой женщиной.
Бесподобно нежная, красивая моя девочка. Как несправедливо это всё.
Подхожу ближе. Непослушная прядь упала на лицо. Рука дёргается в порыве убрать, но… Замираю.
Не буду трогать. Не хочу разбудить. Просто устало опускаюсь на пол рядом с кроватью. Перехватываю удобнее сына, откидываю голову на кровать рядом с Машкиной ладонью. Прикрываю глаза и млею оттого, что снова могу быть рядом с женой и сыном. Хотя
Глава 33.
Богданчик всё же заболел. Проснулся он уже с температурой, которую никак нельзя списать на обычный детский перегрев. И теперь уже второй час орёт на разрыв.
У ребёнка явно что-то болит. И вот теперь в панику впал даже я. Это ужасно, когда твой крохотный родной комочек так кричит, ему плохо, а ты не знаешь, чем помочь. Страх и бессилие скручивают внутренности. Доктор вызван, но идти к нам он явно не торопится.
А Богдану всё хуже. Температура только что переползла за тридцать девять. Жаропонижающий сироп сын выплюнул, ещё и срыгнул обильно. Поэтому мало шансов, что подействует. Ещё и сыпь какая-то странная вылезла.
– Свят, что делать? – хватается за голову Машка. – Может, жаропонижающую свечку? В попу?
Кривлюсь от этой мысли. Не хочется делать малышу больно, но…
– Или укол?
Эта мысль ещё более неприятная, но… А что делать?
Раздаётся звонок в дверь.
– Врач! – подскакиваем мы с Машкой оба.
Да, это он. Осматривает ребёнка, хмурится. От манипуляций Богдан плачет ещё надрывнее, а когда врач придавливает его ушки, просто переходит на сверхзвук.
– Что с ним? – дрожащим голосом спрашивает Маша.
– Похоже на отит. Когда воспаляются ушки, температура бывает очень высокой. Точнее покажут анализы. И вообще, вам нужно стационарное лечение. Дома вы не справитесь.
– Стационарное…, – хватается Маша за сердце.
– Так, малышка, не переживай, – за неё пугаюсь значительно больше, чем за Богдана. – Я лягу с ним в больницу сам.
– Нет, так нельзя, – трясёт головой Маша.
– Да-да, – кивает врач, – папочек в детском отделении отродясь не видели.
– В смысле, – смотрю на педиатра, как на идиотку. – Я что, не родитель? В чём дело?
– Родитель, конечно, но… Понимаете, там палаты двух-трёх местные. А мамочки в основном кормящие. Они будут вас стесняться, и вообще…
– Платные палаты там есть?
– Наверное, точно не знаю.
– Узнайте. Нам нужна индивидуальная.
Врач всё ещё смотрит на нас, как на инопланетян. Злит меня. Возможно, это и редкость, но всё же.
– Свят, не нужно. Я смогу справиться, – не слишком уверенно выдаёт Маша.
– Как? – начинаю злиться сильнее. – Я же вижу, тебя уже передёрнуло от мысли вернуться в больничные стены. Но не это главное. Не забывай о своём лечении. У тебя сегодня через два часа капельница. Медсестра приедет. Не будет же она тебе капельницы в детском отделении ставить?
– Нет. В патологию новорождённых никого не пускают, – категорично заявляет педиатр. – Поэтому прямо сейчас решайте, кто из вас будет лежать с ребёнком. Это не шутки.