Измена. (Не) твои дети
Шрифт:
Что ему ещё надо от меня?! Мне вот вообще не до него сейчас… Бубня под нос, как сильно его ненавижу, поплелась в кабинет мужа неторопливо, придерживаясь за всё возможное по пути.
Когда открыла дверь, испугалась – мой врач, тот самый, который мне поставил диагноз, видимо, за деньги, стоял на коленях перед моим мужем. А когда увидел меня, кинулся в ноги и, завывая, начал просить прощения.
Он признался во всём: и как ему Яна предложила большие деньги и обещала защиту, и как купился и нарисовал нужную справку…
Я отошла, не желая, чтобы он прикасался к
Нас оставили наедине. Я, не моргая, прожигала его взглядом, гордо подняв голову.
– Ну что, Воронцов, ты получил свою правду. Не знаю, как ты будешь жить дальше с этим знанием, меня это больше не касается. Выполни своё обещание, отпусти меня…
Он медленно начал наступать, а я отступала, пока стена не остановила меня. Глеб навис надо мной и протяжно втянул запах моих волос.
– Я не смогу без тебя…
– Ты сам во всём виноват…
Он отстранился и молча ушёл, не дав мне окончательного ответа. Я осталась стоять с разрывающими чувствами внутри, а после медленно осела на пол и дала волю слезам.
– Что мне делать с этой болью?! Что?
Глава 7.
Глеб
Ушла. Смогла уйти…
Думал, что не сможет. Не уйдёт, переболеет и останется. Но моя девочка оказалась сильнее, чем я думал.
Думал удержать, надавить и ограничить в средствах, лишь бы осталась, но сдержался. Не хотел ещё ниже опускаться в её глазах и в этом вопросе.
Она оставила обручальное кольцо на туалетном столике, рядом со шкатулкой, где лежали все её драгоценности. Ничего не забрала, даже одежду. Ушла от меня, как только я дал согласие отпустить.
Я был разбит и практически уничтожен. Всё похерил из-за одной профурсетки, которая почему-то вздумала, что я выберу её.
– Глеб, хватит заливать себя беленькой. Ты уже третьи сутки беспрерывно пьёшь. Мама волнуется за тебя. Если не думаешь о себе, хотя бы её не заставляй нервничать, – брат забирает у меня новую порцию и выливает в раковину.
Он уже устал заезжать ко мне утром и вечером, чтобы проверить. Не одобряет то, что делаю, и осуждает за сделанное, но прямо не может мне об этом сказать, ведь он должен мне всем, что у него есть. И от этого становится паршиво. Деньги меняют всех, а большие деньги лишают самых дорогих. Вот и брат не может постучать мне кулаком по столу и сказать всё, что думает. Деньги – это преграда.
– Олег, уходи. Матери скажешь, что всё со мной в порядке.
– Не уйду! Не в этот раз.
– Что?
– То, что слышал! Завязывай уже! На тебя смотреть тошно! – стоит на своём Олег.
Я удивлённо смотрю на брата. Он впервые позволил себе со мной так дерзко разговаривать, но я даже этому рад. Это говорит только о том, что ему не всё равно, и деньги не всё решают.
– Не поверишь, но мне самому тошно. Да так, что даже смотреть на себя не могу.
Протираю ладонями лицо, виски сдавливает,
Слышу какие-то звуки позади, а после до меня доносится запах кофе, и голодный желудок сразу отзывается, напоминая, что я не ел с момента, как Катя ушла.
– Держи, – брат ставит на стол чашку с кофе.
Медленно цежу, еле давя рвотный позыв.
– Как в офисе дела? – спрашиваю его, сделав очередной глоток.
– Всё под контролем, не волнуйся. Для всех ты уехал заграницу, чтобы встретиться с новыми клиентами.
– Спасибо.
– Глеб, не моё дело, но я всё равно спрошу. Как так получилось? Мы все, честно говоря, в шоке. Мама плачет, отец негодует, еле сдержали его. Хотел приехать и «навалять по твоей зажравшейся морде». Это, если что, была прямая цитата, – брат грустно улыбнулся.
Невольно уголки губ чуть приподнимаются. Иногда мне казалось, что отец с матерью любят Катю больше, чем нас с Олегом. Они всегда мечтали о дочке, но у них так и не получилось родить девочку. После Олега мать так и не смогла больше забеременеть. Поэтому, когда я привёл Катю домой, её сразу полюбили родители. Отец ещё в тот день предупредил меня, что если, не дай бог, обижу Катю, то он не посмотрит, что я его сын, и не станет ждать, когда мне наваляет отец Кати, и что первым, с кем я буду иметь дело, будет именно он.
И самое противное то, что отец Кати и не думал даже что-то говорить или отстаивать свою дочь, дочерей… Эта продажная шкура боится только за свою задницу и трясётся над домом, который я им купил ради Кати.
Её родители узнали не сразу о произошедшем, но, как бы там ни было, они узнали о моей измене с Яной намного раньше, чем Катя. И никто из них так и не позвонил, не стал угрожать и сыпать проклятиями. Им были важнее материальные блага, которые они получали от меня. Мне было обидно за мою девочку. Она ведь даже не подозревала, что родители давно продались за деньги.
– Ну и чего молчишь? – выдёргивает из воспоминаний младший брат.
– Её мерзавка-сестра сделала так, что я поверил в обман Кати. А после я напился, и она полезла ко мне. Не помню, что было, не понимал тогда, что она не Катя. У них так похожи голоса… И, в общем, проснулся утром с ней… Она голая лежала рядом, а повсюду всё разбросано…
– Так, ладно. Шок, нетрезвое состояние – и ты обманулся. А дальше-то нахера было продолжать?..
– Я был зол! Катя каждый раз приходила ко мне с тестом и с несчастным видом, мол, снова не получилось забеременеть, а у меня в этот момент перед глазами стояла справка с её диагнозом «бесплодие». Я уезжал на работу, чтобы просто не сорваться и не сделать Кате очень больно. А Яна в этот момент липла ко мне и подливала масла в огонь. Не стоило брать её на работу и подпускать ближе, знаю. Теперь знаю, но уже поздно! Катя ушла, оставила обручальное кольцо и уже падала на развод, а эта сучка твердит, что беременна! – под конец исповеди голос повышается непроизвольно. Сложно контролировать себя, когда рассказываешь такие вещи.