Измена. Право на любовь
Шрифт:
— Как неловко вышло.
— Илюш, какого черта? — у меня брови ползут на лоб. — Это как понимать?
Глава 22. Еще один лицемер
— Илюш, — тихо повторяю я.
— Я разволновался, — избегает взгляда.
— Ты позвонил отцу с просьбой спрятать тело…
— Он знает, что я не прибегу к насилию без причины, — пристыженно краснеет и опять отводит взгляд.
— Илья.
— Что? — он возмущенно смотрит на меня. — Да я бы сам твоего мужа голыми руками придушил.
Это не просто милый мальчик-бариста, который решил поиграть с обманутой женщиной. Я окидываю его внимательным
— Ты кто такой?
— Илья, — очаровательно улыбается.
— Илья, папа у которого может тело спрятать?
— Ну… — неопределенно отвечает он и смотрит на потолок.
— Среднестатические отцы на просьбу спрятать тело схватили бы удар, Илюша, — шепчу я, а у самой ладони вспотели.
— Допустим, у меня не среднестатический отец.
— И ты не среднестатический бариста? — я стараюсь говорить спокойно, однако прорезываются истерические нотки.
Угрюмо молчит. Еще один лицедей в моей жизни. Юный паршивец, который по какой-то причине играет роль обычного парня. И ведь как играет! У меня сомнений никаких не возникло. Либо я просто слепая идиотка… а его сестра? Лена ведь тоже не выглядела богатой фифочкой и дочкой какого-нибудь опасного мафиозника. Я ничего не понимаю. У меня такое ощущение, что я схожу с ума.
— Уходи, — шепчу я.
— Вита…
— Да что с вами со всеми не так? — я отсиживаюсь от лжеца в горчичном свитере.
— Я тебе все объясню…
— Что ты мне объяснишь? Что ты мажор под прикрытием? — в тихой истерике смеюсь я. — Сын криминального авторитета?
— Ни мажор, ни криминальный авторитет мне не нравится, — Илья хмурится. — Все куда сложнее…
— Уходи.
— Ну вот такие приколы у моего отца! — Илья нервно встает и шагает от стола к дивану, а затем останавливается передо мной, всплеснув руками. — Он придерживается мнения, что мы с Леной должны сначала сами чего-то добиться, чтобы он ввел нас в бизнес. Пунктик у него такой, вот и батрачим! Показываем ему, какие мы молодцы, ведь он сам когда-то начинал с обычного грузчика.
В голосе Илья проскальзывает обида и злость.
— В грузчики я не пошел, — пристально смотрит на меня и пожимает плечами. — Тут уже мама вмешалась, потому что у отца спина теперь больная и с коленями проблемы. Суставы вот меняли.
Ну, я, конечно, не могу не отметить, что смысл в подобном воспитании есть. Учит самостоятельности и дает осознание, что деньги не валятся с неба, но это не отменяет чувства, что Илья меня обманул и скрыл, кто он есть на самом деле. Да, он мне ничего не должен, но продолжил бы играть передо мной обычного баристу, ведь это так забавно быть лицедеем.
— Уходи, Илья.
— Вита…
— Уходи! — рявкаю я. — Оставь меня! Что ты ко мне прицепился?
— Ну и пошла ты! — неожиданно рычит Илья в ответ и зло шагает прочь.
Сердито и обиженно обувается на пятачке крохотной прихожей, а затем, возмущенно зыркнув на меня, выходит и громко хлопает дверью. Так громко и сильно, что кажется стены дрожат.
Медленно моргаю. Вот теперь я могу посидеть в тишине, покопаться в
Глава 23. Вита, что случилось?
Кофе. Робуста без примеси арабики. Я пью его раз в сутки. В девять пятнадцать и только в офисе. Это мой ритуал, который сначала настраивал на рабочий режим, а затем стал прелюдией и соблазнением.
Кофе. Теперь он другой. Нет того стойкого горького послевкусия, которое обволакивало язык, нёбо и глотку. И оно не всегда меня преследовало. Я делаю очередной глоток, катаю его по языку и сглатываю. Таким кофе был до… до чего? Я не могу ухватить то момент, когда расцвела на языке горечь полыни и въелась в привычку.
— Вас все устраивает? — спрашивает официант и вежливо улыбается.
— Да.
Нет, ничего меня не устраивает. Я жду от кофе привычной и едкой горечи. Если Дарья, младший офис-менеджер, которая заменяет Карину, не умеет варить крепкий двойной эспрессо, то тут его должны уметь готовить. Марка кофе та же. Я уточнил.
— Может, желаете…
— Нет, — отставляю чашку.
Куда делась горечь, которая плавила мою глотку? Она ведь стала в последние месяцы частью моей жизни… как и Карина в прозрачных блузочках…
— Я не вижу тут юриста, — за стол усаживается Вита с презрительно вскинутым подбородком. — И кофе? Сейчас? — изгибает бровь.
Красное платье, голые плечи и в глазах… Что у нее в глазах? Это не обида из-за моей измены, это что-то черное, надрывное и отчаянное, будто похоронила кого-то. Меня? Я, конечно, высокого о себе мнения, но эта боль не про меня. Совсем не про меня. И как же она прекрасна.
— Что случилось? — задаю я вопрос.
— Где юрист?
— Опаздывает, вероятно.
Она мне не верит. Я назначил встречу здесь, чтобы всколыхнуть в ней светлые воспоминания о нас. Да, очередная манипуляция, чтобы посеять сомнение, а нужен ли нам развод, однако… ее глаза. Завораживают и тянут на дно отчаяния.
— Вита…
— Тут все изменилось за одиннадцать лет, — она окидывает зал разочарованным взглядом, и вновь смотрит на меня.
Что она хочет мне сказать? Мне неуютно и холодно под ее взором и просыпается чувство сильной тревоги, словно за спиной у меня стоит опасный враг, который вот-вот вскроет мне глотку.
— Ты ведь пьешь кофе строго по расписанию.
— Да, — ослабляю галстук, сдерживая желание оглянуться. — И с ним…
— Что? — она вновь приподнимает бровь.
Так близко, и так далеко. Виту кто-то обидел за эти пару дней? Обидел мягко сказано, судя по ее темному взгляду, полного боли. Кто? Да, я не исключаю из уравнения себя, но… в Вите засело что-то глубокое, как метастазы.
— Ты мне скажешь, что случилось?
Вот будет она делится своей болью с тем, кто отымел секретаршу у нее на глазах. Я не достоин теперь быть с ней в этой черной тоске и ярости. Да, она разъярена, загнана в угол, и она не позволит коснуться к гниющей ране, и это… больно. Я чувствую бессилие перед тьмой, что засела в сердце мой жены.