Измена. Проиграть любовь

Арунд Ольга

Опёршись о перила, я вдыхаю полной грудью прохладный летний воздух, даже в городе отдающий сладковатым ароматом цветов и полевых трав. Буквально позавчера мы занимались любовью на этом балконе, задыхаясь в объятиях друг друга.

Всё ложь!

О том, что с моим воспалением желудка стоило поесть перед тем, как пить, я вспоминаю слишком поздно. Приступ тошноты накрывает внезапно, когда я выбрасываю пустые бутылки в ведро и скручивает над раковиной, вырывая из глубин моего тела алкоголь вперемешку с желчью, болью и слезами.

Ведь я всё ещё его люблю! Невозможно остыть за

несколько часов, но крик застревает в горле. Мой сын, моё солнце, моя единственная радость. Он не увидит моих слёз и даже тени от них не появится на моём лице. Надсадный царапающий кашель сотрясает всю меня, приглушённый обеими ладонями. Спазмы прекращаются, глубокие судорожные вдохи и выдохи помогают прийти в себя, и я выпрямляюсь, не обращая внимания на боль в горле.

Последний раз, когда меня рвало, Кирилл бережно придерживал меня за плечи, убрав волосы за спину. Токсикоз вообще штука мерзкая. Зато сейчас распущенные светлые пряди распространяют жуткий запах содержимого моего желудка. Душ и спать. Вот то, что мне по-настоящему нужно. И Сашка. А весь остальной мир может катиться по известному Хоффману адресу.

Глава 4

– Мама! Доблое утло! – крик в ухо и прыжок на живот будит мгновенно.

На одних рефлексах удерживая Сашку от падения, я переворачиваюсь с ним вместе, перекладывая его на середину огромной кровати, и, пока он заливисто хохочет, открываю глаза.

– Доброе шестичасовое утро, – против воли вырывается обречённый стон, но маленький энергичный смерч двух с половиной лет плюхается поперёк груди, организуя мгновенную побудку.

– Хочу куфать кафу! – требовательно заявляет моё персональное чудо и желудок согласно урчит. Он всё ещё помнит вчерашние подвиги.

– Кафу, так кафу! – фыркнув, соглашаюсь я.

С Сашкой на руках я ставлю молоко и пока мы умываемся, смеясь и брызгаясь, оно успевает залить половину плиты.

– Не будет кафы? – расстроено возит он ложкой по столу, пока я пытаюсь быстро стереть следы первой неудавшейся попытки.

– Ещё как будет! – вскоре молоко долито, успешно доведено до нужной температуры и через пятнадцать минут готовая каша лежит у нас в тарелках.

– Голячо! – хнычет сын.

Тот самый, который минуту назад не мог ждать, требовательно стуча ложкой по столу. Ещё бы не горячо! Быстро переливаю овсянку в плоскую тарелку, дую и ставлю перед нетерпеливо ёрзающим Сашкой его любимое блюдо.

Александра Борисовна приходит в половине девятого. Услышав характерный звон открывающих дверь ключей, я замираю с тушью в руках, плохо понимая как мне вести себя с Кириллом при сыне, но раздаётся её: «Доброе утро!», и Сашка срывается с кресла, в котором до этого перебирал мою косметичку.

– Доброе утро! – закончив с глазами, я выхожу из спальни.

– Удалось выбраться пораньше, – обнимая Сашку, весело признаётся она, – в поликлинике практически не было очереди!

– Александра Борисовна, давайте мы запишем вас к хорошему кардиологу! – уже в который раз предлагаю я ей. – У Кирилла есть замечательный знакомый – мастер своего дела! – я осекаюсь, но Александра Борисовна не замечает мою

заминку. Или делает вид. Не удивлюсь, если ей давно известно о том, свидетельницей чего вчера оказалась я.

– Кира, поверьте, в моём возрасте уже ни один мастер не поможет! – смеётся она. – Ну, что вы сегодня делали? – обращается она к Сашке.

– Ели сголевшую кафу! – торжественно признаётся он, а я иду собираться.

Глаза накрашены сильнее, чем обычно, на мне – чёрные джинсы, чёрная футболка и часы на тёмном кожаном ремешке. Lady in black. Долго изучаю собственное отражение и иду переодеваться – чёрта с два я обрадую Меркулову и Хоффмана траурным видом!

– Александра Борисовна, я убежала! – через пятнадцать минут я заглядываю в детскую и ловлю в объятия сына.

– Плиходи быстлей! – шёпотом просит он. – Мы тебе слона налисуем!

– Обязательно, мой хороший! – крепко целую его и, махнув няне, выхожу.

Михаилу Германовичу я позвонила ещё вчера, сидя в машине перед «Надеждой», со сведёнными судорогой пальцами и ощущением краха своего персонального уютного мирка. Давний знакомый моих родителей, он находился на связи практически круглые сутки и именно Михаил Германович составлял наш с Кириллом брачный договор.

– Кира! – он сам выходит навстречу, как только секретарь сообщает о моём приходе. – Здравствуй! – на правах старшего он по-отечески целует меня в лоб.

– Доброе утро, Михаил Германович! – моему голосу ощутимо недостаёт его жизнерадостности. – Извините, что побеспокоила вас так рано! – официально он работает с десяти, но в это время я уже должна быть на парах, поэтому мне пришлось воспользоваться хорошим его ко мне отношением.

– Брось, Кирочка! – приобнимая за плечи, Михаил Германович провожает меня в кабинет. – Ты же знаешь, я здесь ежедневно с восьми до восьми, – усадив меня в кресло, он устраивается за столом. Вышколенная секретарь бесшумно приносит поднос с кофе и конфетами, также незаметно исчезнув. – Так что случилось? Признаться, вчерашний твой звонок оставил больше вопросов, чем ответов.

Говорить об этом оказалось неожиданно трудно и чашка с кофе помогает занять руки на долгие две минуты, во время которых Михаил Германович молча ждёт моих слов.

– Мне нужен развод, – на выдохе признаюсь я, поднимая на него глаза.

После не следует ни грома, ни молний. Михаил Германович даже позы не меняет, продолжая смотреть на меня с вежливым интересом.

– Ты в этом уверена?

– Абсолютно, – отставив кофе, я переплетаю пальцы перед собой.

– Как скажешь, Кирочка, – он быстро пишет несколько слов в раскрытом ежедневнике. – У вас же есть ребёнок?

– Саша, два с половиной года, – подтверждаю я и Михаил Германович хмурится.

– Напомни-ка, когда заключали контракт?

Даты, статьи, сроки, документы. Порой именно так разрушается устаканенный привычный мир. Так себе выход из зоны комфорта.

Следующие полчаса мы проводим плодотворно, обговаривая все нюансы будущего бракоразводного процесса.

«– А чего бы ты мне не простила? – моя голова лежит на его коленях и Кирилл нежно перебирает пряди волос.

– Я не прощу измену, Кир. Никогда»