Измена. Ребенок от другой

Ильская Юлия

Алиса

– Мама, Алиса, проснись, – слышу сквозь сон, – мы писать хотим!

– Ага, ага, да, сейчас, Париж, – бормочу сквозь сон.

Не хочу просыпаться, мне снится такой чудесный сон, но дети не отстают, теребят меня, дергают.

Я с трудом продираю глаза и не могу понять, почему я сплю в кресле. Пытаюсь встать, но мое тело затекло от неудобной позы и не желает мне подчиняться.

Кое как, со скрипом, встаю на ноги, на пол падает бархатная коробочка.

Я тут же все вспоминаю.

Олю, Рому, предательство Руслана.

Боль снова вонзается в сердце, лучше бы я не просыпалась.

Я улыбаюсь через силу, глядя на мальчиков, таких сладеньких после сна, взъерошенных. Мое сердце оттаивает, мне есть ради кого жить, есть кому отдать свою любовь. Мужики приходят и уходят, а дети остаются навсегда. Цинично, но очень верно.

– Ого! Мы летим в Париж?! – кричит Егор радостно и кидается обниматься, – ура! Спасибо, Алиса!

Я смотрю на билеты в руках Егорки, зря я их вчера не порвала, это подарок Руслана на годовщину. Мы так мечтали всей семьей встретить новый год в Париже, только никак не получалось и вот теперь мечта в руках, только радости никакой, никогда не забыть мне фото моего мужа с другой, тут никакой Париж не поможет.

На глаза снова наворачиваются слезы, сердце как открытая рана, все саднит и саднит, в душе черным черно, как никогда не было, наверное это предательство любимого разъедает меня, наверное так болезненно умирает доверие.

Дети ожидающе смотрят на меня, я беру себя в руки и украдкой смахиваю слезы. Ради них я продолжаю дышать и жить, не могу себе позволить расклеиться

Только не до Парижей мне сейчас, в таком-то состоянии, но как теперь детям это объяснить?

– Ммм, малыш, давай я потом тебе все объясню, – беру билеты из рук Егора.

– Я не малыш! – тут же взрывается он, – мне десять!

– Да, да, конечно! Прости, парень, – быстро поправляюсь.

Но Егор дуется и отворачивается, ну хоть про билеты забыл на какое-то время.

– Егор, помоги мне, – пыхчу я, пытаясь отодвинуть тяжеленную тумбочку от двери.

Как я ее в одиночку вчера передвинула, не понимаю, видимо на адреналине, а сейчас не могу и с места столкнуть.

– Я же малыш! Мне не справиться, – язвит невыносимый подросток, но все таки помогает мне.

Мы выходим из комнаты. Охранник на входе вежливо здоровается.

– Как дела? Как ночь прошла? – спрашиваю я.

– Все тихо и спокойно, – рапортует он, – девушка ваша в магазин ушла.

– А, ребенок? – напрягаюсь я.

– Ребенок спит, я смотрел.

В сердце тревожно кольнуло, неужели Оля сбежала и бросила ребенка?

Заглядываю в комнату, Рома уже открыл глазки и

лежит тихонько, надо же спокойный какой, мои бы уже шум подняли.

– Привет, – улыбаюсь ему, я не могу сердится на малыша, даже если он сын Руслана, Рома же в этом не виноват, вопрос к папаше с мамашей.

Он садится и улыбается мне, робкой улыбкой, миленький такой.

– Пойдём завтракать, – беру его на ручки, – ой, а памперс-то полный.

Подмываю и переодеваю Рому и иду с ним на кухню. Где же носит его мать? Тревога усиливается, может решила подкинуть ребенка папе и уйти в закат?

Сегодня я сама готовлю завтрак, у домработницы выходной, а няня придет позже. Хорошо хоть Егору в школу не нужно, выходной.

Оля влетает на кухню когда я уже заканчиваю кормить Ромку кашкой.

– Ой, проснулся, а я в магазин быстренько сбегала, памперсы закончились, – показывает мне упаковку памперсов. – да вот еще купила по мелочи.

Оля начала выкладывать на стол из большой хозяйственной сумки всякую снедь. Курица, колбаса вареная, крупа, хлеб, чай, сахар, печенье…

– Зачем все это?! – недоуменно спрашиваю я, – ты думаешь мы голодаем?

– Ой, простите, – девушка остановилась, – ну просто…вы же нас кормите, я и подумала…меня бабушка учила, надо всегда на стол что то принести. Вы наверное такое и не кушаете.

– Мы кушаем все, как и все нормальные люди, но не обязательно было нести сюда полмагазина, – недовольно произношу я.

Я не говорю ей, что давно заказываю еду в специальных магазинах, все натуральное и максимально полезное. Сейчас я могу себе это позволить, а когда-то мы с Егором питались из обычных сетевых магазинов и ничего плохого в этом не вижу.

– Простите, – девушка потупилась, – я сейчас все выкину.

– Не надо, – вздыхаю я, – положи в холодильник. Домработница разберётся. Садись завтракать, потом в клинику поедем.

Я боюсь ехать, боюсь узнать результат. В любом случае наш брак в кризисе, но если выяснится, что Оля не аферистка, а ребенок действительно Руслана, это означает только одно. Развод! Такое грубое резкое слово, словно топор, острый, сверкающий, одним махом он разрубает семью, оставляя кровоточащую рану на всю жизнь.

Я не смогу простить, даже ради детей, даже если до сих пор безумно люблю своего мужа и уверена всегда буду любить, не могу представить на его месте другого, других таких просто не бывает. Никогда я так никого не полюблю.

Допиваю кофе, смотрю как ест Оля, быстро, жадно, как будто торопится куда-то или голодала. Собирает последние капли соуса хлебом, тарелка чистая, как будто вымыли.

– А почему ты сейчас только появилась? – задаю мучающий меня вопрос, – Роме же уже год? Почему раньше не пришла?