Измена. Сбежать от любви
Шрифт:
Мне от этой беседы становится так не комфортно, что я краснею как помидор.
— Ма! Ну, хватит уже! Какая детская, ты о чём вообще? — кошу глаза на Глеба и замечаю, что на его щеках тоже появился небольшой румянец.
Родители живут в типовой панельной пятиэтажке на четвёртом этаже. И, поднимаясь сейчас на этаж, я даже радуюсь встрече с Мироновым. Не представляю, как бы мы тащили все эти пакеты вдвоём с мамой. А ему нормально, идёт бодро, хоть бы дыхание сбилось. Заносит пакеты в квартиру и спрашивает:
— Куда отнести?
— Можете
Он уносит продукты и сразу же возвращается в прихожую. Смотрим друг на друга. Точнее, будет сказать, испепеляем взглядом. Но я первая разрываю тишину:
— Спасибо за помощь, можешь идти. Я сегодня больше никуда не собираюсь.
— Нам надо поговорить, — твёрдо заявляет и складывает руки на груди.
Хочу уже как-то грубо выпроводить его, как выходит мама с соседкой. Последняя уходит, а вторая поворачивается к моему водителю и говорит:
— Глеб, а давайте чай? Я утром блинов напекла! Вкусные такие! Посидим, поговорим, что ж вы приехали и всё время в квартире будете сидеть?
Мгновенно бросаю на Миронова враждебный взгляд, который можно прочитать как: “Только попробуй, гад, согласиться и тебе не жить!”. Но Глеб лишь улыбается и отвечает:
— А давайте!
Глава 14
Яна
Глеб сидит за круглым столом на кухне и с блуждающей улыбкой рассматривает то узор на скатерти, то обои на стене. Мама бегает вокруг него, как наседка, и всячески старается угодить. Тут ему и варенье, и сгущёнка, и растопленное сливочное масло, и даже за сметаной хватилась, но Миронов, к счастью, её остановил.
— Глеб, а сколько вам лет? — смотрит с улыбкой и разливает по чашкам чай.
— Двадцать восемь, — макает блинчик в топлёное масло и определяет себе в рот.
— А нашей Яночке двадцать два, — улыбается и достаёт баночку с орешками и цукатами, которую ставит на стол. — Вы кушайте, не стесняйтесь!
Вот и зачем Глебу эта информация? Видимо, мама, просто пытается хоть чем-то заполнить пространство.
— Спасибо, всё, правда, очень вкусно, — теперь блинчик опускает в сгущёнку и закидывает в себя. — Честно говоря, я был ужасно голодным. Собирался сходить в магазин за продуктами, а тут вы появились, — на последних словах: усиливает давление, переводит взор на меня и мечет молнии. — На будущее так лучше не делать, говорите, куда, и я вас отвезу.
— Глеб, ты поел? — не выдерживаю, приподнимаю брови и глазами утыкаюсь в его блюдечко. — Тогда…
— На самом деле я бы ещё парочку съел, — скалит зубы этот гад. — Тамара Игоревна, Вы просто волшебница! Блины вне всяких похвал!
Мама в одно мгновение оказывается рядом с ним и подкладывает ещё блинов.
Боже. Серьёзно? За время, что он работает на нашу семью, я ни разу не слышала таких красноречивых фраз. А тут, заливается райской птицей, и моя добрейшая мамочка, конечно же,
— Глеб, так может, вы не будете сами готовить, просто приходите к нам на завтрак, обед и ужин, — вытирает руки о полотенце и мило улыбается.
— Мама! Не ставь его в положение, когда неудобно отказаться, — выпаливаю и делаю глоток чая.
— На самом деле, я был бы только рад. Не скажу, что хорош в готовке, так что… — с усмешкой поглядывает на меня.
— Вот и договорились! Завтра ждём вас на завтрак, — мама светится счастьем и негромко ударяет в ладоши.
Ёрзаю на стуле, сдерживая в себе желание треснуть Миронова ложкой в лоб. Какой наглец! У меня слов нет цензурных. Втёрся в доверие к моей матери и всё для чего? Чтобы торчать около меня. Я поняла: это такая маленькая месть за то, что сегодня не позвонила ему, а вызвала такси.
Допиваю залпом чай и встаю из-за стола.
— Спасибо, мам, — целую её в щеку. — Всё, я пошла заниматься, — скольжу взглядом по Глебу. — Ты можешь быть свободен. — показываю всем своим видом, что мне некогда рассиживаться.
— Конечно. Продуктивного вечера, — Миронов тоже встаёт, берёт чашку, блюдце и сам относит их в раковину.
— Ой, Глеб, ну что же вы делаете? Оставьте всё, я сама уберу, — впопыхах подскакивает мама.
— Пойдём, я провожу тебя, — киваю в сторону прихожей.
Жду, пока он обуется, чтобы закрыть дверь. Но Миронов будто испытывает моё терпение на прочность, такой медлительный. Наконец, он встаёт и замирает передо мной. Стоим очень близко друг к другу. Ощущаю, как его дыхание немного сбилось. Поднимаю голову, чтобы заглянуть ему глаза, а в них кромешная тьма. От Глеба исходит какая-то опасность, ощущаю это каждым волоском, который сейчас встал дыбом от пробежавших мурашек.
— Мы не закончили разговор… — опускаю взгляд и тяну вверх ворот платья. — Но сегодня я устала. Мне, правда, нужно готовиться, поэтому давай завтра всё обсудим? Хорошо? — смотрю исподлобья.
Глеб ничего не отвечает, пристально изучая меня. Отступаю на шаг назад и упираюсь в стену узкой прихожей. Внутри начинает всё заходиться в нервной пляске. Ну вот, что он так смотрит? Отворачиваю голову в сторону и смотрю в направлении кухни, где слышен звук воды и побрякивания посуды.
— Яна… — Миронов запускает руку мне в волосы и этим движением заставляет меня вздрогнуть и повернуться в его сторону. — Опять? — кивает и взглядом упирается в мою скулу, где под толщей косметики синяк.
Ведёт рукой ближе к лицу и очень нежно поглаживает большим пальцем то самое место. Я свожу брови к переносице, в горле застревает ком. Пытаюсь опустить голову ниже, но он не позволяет этого. Двигается ладонью дальше, скользя по шее. Поддевает ворот платья и тянет его вниз, оголяя уже светлеющие кровоподтёки. Вдох. Выдох. Шумно. Глубоко. И резко прижимает меня к себе.
Он что, меня жалеть вздумал?
— Глеб… — пытаюсь просунуть между нами руки и оттолкнуть его. — Ты что делаешь? Эй!