Измена. Танцы на осколках
Шрифт:
— Марго, что за глупости? Макс твой муж. О каком изнасиловании может идти речь? Это просто семейные разногласия. Ты преувеличиваешь, — его голос звучит так, словно он обсуждает деловую сделку, а не мою жизнь.
Мое сердце будто проваливается куда-то вниз. Глаза наполняются слезами, но я сдерживаю их. Глотаю ком в горле. Дышу глубже, стараясь сохранить хоть каплю спокойствия.
— Он мне изменил прямо на свадьбе. — выпаливаю, чувствуя, как злость начинает вытеснять страх и неловкость. — Он изменяет мне с другой женщиной. Это тоже нормально?
Отец
— Марго, многие мужчины изменяют. Чем больше власть, тем больше соблазнов. Это естественно. Ты должна быть мудрой, принимать это, а не устраивать сцены. Жена должна быть опорой мужу, тогда и измен не будет, — его слова звучат так холодно, что я ежусь, покрываясь мурашками. — Помиритесь.
Моя грудь часто вздымается от гнева. Я чувствую, как пальцы начинают дрожать. Собираюсь с духом, чтобы ответить.
— Я не собираюсь это терпеть, пап. Я разведусь с ним, несмотря на контракт, — говорю я, пытаясь звучать решительно.
Ответ отца заставляет меня замереть.
— Если ты так поступишь, Марго, то будешь самой настоящей эгоисткой. Ты понимаешь, что тогда мы все окажемся нищими? Я вложил столько в этот брак. Ты о своей учебе в академии тоже можешь забыть. И не думай, что тебе кто-то поможет, — его голос становится жестким, ледяным, и каждое слово отдается болью в груди. — Раньше нужно было думать, прежде чем соглашаться.
Слова отца режут меня как нож. В голове будто звенит набатный колокол. Я пытаюсь найти слова, чтобы возразить, но в мыслях хаос.
— Ты тоже видел этот контракт, пап. Тебя ничего не смутило в его условиях? Ты же мне и сказал, что это все фикция. Ничего, что я, по сути, стала товаром? — срывающимся голосом, почти шепотом я выдавливаю из себя эти слова.
— Перспектива брака с сыном Байковых куда более выгодна, чем любые неустойки, — отвечает отец, не колеблясь. — Ты не понимаешь, сколько возможностей открывает этот союз. Ты должна быть благодарной за такую возможность. Но если ты подашь на развод, то имей ввиду, что можешь забыть дорогу домой. В нем для тебя больше не будет места, — его слова бьют больнее плети и так равнодушно, что мне становится страшно.
— Ты продал меня, пап, — наконец, шепчу я, чувствуя, как слезы срываются с ресниц. — Просто предал. Продал, как дорогой, но ненужный товар.
Он вздыхает, как будто утомлен моей глупостью.
— Я не продал тебя, я инвестировал в твое будущее. Но, видимо, ты этого не ценишь.
Я молча сбрасываю вызов и сверлю глазами телефон. Внутри все кипит, и меня буквально разрывает на части. Да, у меня нет с отцом теплых чувств. После смерти матери он полностью погрузился в бизнес и занимался делами, а дома появлялся редко. Я росла под присмотром нянек, и, возможно, поэтому научилась не рассчитывать на него.
Когда я стала старше, я знала, что у отца есть другие женщины. Он их ко мне не приводил, скорее всего, просто жил у них, потому что дома его не бывало неделями. Но вот осознавать
Самые теплые воспоминания детства — это когда я ходила на дни рождения к друзьям и наблюдала за их семьями. Когда видела, как их родители обнимают их, заботятся, смеются вместе с ними. Тогда мне казалось, что в жизни должно быть именно так. Но теперь я понимаю, что отец всегда видел во мне лишь обузу, которую со временем он скинет на будущего зятя, а потом инструмент для достижения своих целей.
Наверное, около часа спустя я, наконец, прихожу в себя после разговора, поднимаюсь с места и спускаюсь вниз. Макса нет. Свекровь стоит в холле, осматривая цветочные композиции. Я останавливаюсь на лестнице и разглядываю ее. Ее заботит, свежие ли цветы в ее доме. Возможно, что-то еще подобное. Бутафория. Имитация жизни.
В голове зреет некрасивый план. Мне жутко некомфортно, но я сжимаю зубы. Пора начинать с чего-то путь к своей свободе.
— Ирина Николаевна, я хотела бы съездить в магазин, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Мне нужно купить деловую одежду для работы.
Свекровь оборачивается и осматривает меня с ног до головы, критически оценивая мой внешний вид.
— Конечно, дорогая, эти вещи следует сменить. — говорит она с легкой усмешкой. — Но не вздумай покупать что-то ниже премиум класса. Пусть никто не подумает, что мы на тебе экономим. Сейчас я принесу твою карту. Виктор, наверное, забыл ее тебе отдать.
Она уходит и возвращается спустя пару минут, протягивает мне карту. Я беру её, чувствуя, как внутри растет стыд и раздражение. Но проглатываю гордость и благодарю, мило улыбаясь.
— Ни в чем себе не отказывай. Я бы поехала с тобой, но у меня запись к косметологу, — добавляет она, явно довольная моей покорностью. — Так что, тебе придется справиться самой.
Я киваю и снова выдавливаю слабую улыбку.
— Конечно, Ирина Николаевна, — отвечаю я, стараясь не показать, как мне противно от самой себя и от этой фальшивой игры.
Свекровь кивает и отворачивается, а я направляюсь к выходу. Водитель уже ждет, открывает передо мной дверцу, и я сажусь в машину. Я не могу больше ждать или надеяться, что кто-то придет и спасет меня. Нужно брать свою судьбу в свои руки.
Мы подъезжаем к торговому центру, и я выхожу из машины. Первым делом я иду не в бутик с одеждой, а в ювелирный магазин. Я осматриваю витрины, и мое внимание привлекают золотые часы. Дорогие, массивные, с тяжелым браслетом. Без бриллиантов, только золото. В голове сразу рождается мысль: если я решу сбежать, их можно будет продать в ломбарде. Они будут моей страховкой.
Продавец подходит ко мне, дежурно улыбаясь, и спрашивает, чем может помочь. Я указываю на часы.
— Эти, пожалуйста. Я хотела бы их примерить.