Измена. Уходя, - уходи

Григ Гала

А может, зря я зациклилась на этом. Ведь при любом раскладе, половина или треть семейного бизнеса должны принадлежать мне. Других наследников, кроме мамы, меня, ну и Кузьмина (если вдруг так распорядился отец), быть не может. Думаю, подводных камней нет.

И все. Хватит ломать голову над этим.

Во всем поможет разобраться Юсупов. Он же, как бульдог, вцепился в идею расстроить планы Руслана. На него вся надежда.

А сейчас главное порадовать маму сообщением о моей беременности. Отвлечь ее от

грустных мыслей. Давно надо было это сделать.

Глава 22

В ответ на мой звонок в дверь – тишина. Меня окатывает горячая волна волнения. Дрожащими руками отыскиваю в сумочке ключ от родительской квартиры. С трудом вставляю его в замочную скважину. Но с другой стороны уже открывают другим ключом.

Вздыхаю с облегчением, но тревога почему-то не покидает.

Меня встречает мама. Бледная. Осунувшаяся.

– Мам, - бросаюсь обнимать ее. – Что с тобой? Заболела?

– Нет, просто вздремнула… и слабость какая-то, - выдавливает улыбку.

– Так может, неотложку вызвать? – она отрицательно качает головой. А я обнимаю ее и увлекаю в комнату. – Что же ты не сказала, что плохо себя чувствуешь? Мамуля, ну так ведь нельзя. О моем самочувствии волнуешься и себя изводишь. А у меня все хорошо, как видишь. Тогда как тебе надо заняться своим здоровьем.

– Да ладно тебе, - уже бодрее возражает она. – Я очень рада видеть тебя. А это – жестом указывает на свое осунувшееся лицо, - ерунда. Возраст, Юленька. Возраст и одиночество. А еще – мысли, мысли, мысли. Всякие и обо всем.

– Мамуля, так переезжай ко мне. И тебе некогда будет скучать, и я буду спокойнее.

– Я ослышалась или ты сказала «ко мне»? У вас с Русланом всё нормально?

– Да всё у нас хорошо.

Обдумываю, как помягче рассказать ей о предательстве мужа. Ну, в случае, если удастся уговорить поехать ко мне. А! Ерунда. Главное, чтобы с мамой все было хорошо. А про этого козла что-нибудь придумаю. В «командировку», например, отправлю. А со временем…

– Юленька, может, чай с ромашкой заварим? Поболтаем.

Пока я ставлю чайник и отыскиваю пакетики с ромашкой, мама следит за каждым моим движением. А я думаю, как хорошо, что решила приехать. Вот зря мы в общении с самыми дорогими людьми ограничивается несколькими фразами по телефону. Если есть возможность увидеться, надо пользоваться ею, а не откладывать со дня на день.

Виновато заглядываю маме в глаза, заваривая чай. Она порывается подняться с диванчика, чтобы достать вкусняшки. Но я предупреждаю ее порыв.

– Мамуля, позволь я сама все сделаю. А ты посиди. Давно ведь не помогала тебе на кухне. Пожалуй, с тех пор, как папы не стало.

Зря я это сказала. Но слово – не воробей…

По маминой щеке уже тихонько катится слезинка.

– Мамуля, - сажусь рядом,

обнимаю ее, такую родную, такую любимую, - ну улыбнись, пожалуйста. Тебе очень идет улыбка. Ты ведь знаешь, папа смотрит на нас и будет недоволен при виде твоих слез.

– Да, Юля… я не плачу и… - почему-то замолкает, внимательно вглядываясь в мое лицо, - хочу тебе кое в чем признаться. При папе я молчала… Он не велел…

Ей трудно говорить и справляться с волнением.

– Мама, успокойся. Неужели есть что-то такое…

– Да, Юленька, есть. Надеюсь, выслушав меня, ты не изменишь своего отношения ко мне.

Смотрю на нее с недоумением. Что может изменить мое отношение к самому родному человеку? Я люблю ее, и любое ее признание (хотя в чем это ей признаваться) не заставит разочароваться в ней.

– Ты о чем, мамочка?

– Юля, я ведь… не твоя родная мать…

Кажется, я перестаю дышать. Не верю… Не хочу верить… Этого не может быть!

– Мамуля, что ты такое говоришь? Ты хорошо себя чувствуешь? – мозг взрывается при мысли, что она бредит. – Я вызову врача!

– Не надо врача. И я не сошла с ума, - говорит медленно, но уверенно. Взгляд осознанный и виноватый.

– Мамочка! – я бросаюсь к ней, крепко прижимаю к себе, глажу по спине. Затем, слегка отстранив от себя, заглядываю в глаза. – Я не понимаю и не хочу понимать, о чем это ты. Ты у меня единственная, любимая и самая-самая родная.

– Да, но не биологическая… Твоя мать умерла при родах…

– А отец?.. Он тоже…

– Нет, папа – твой родной отец. А я… Я приняла тебя, как родную дочь, и полюбила всей душой. Вот только не знаю, справилась ли…

Слезы градом льются из моих глаз. Я не знаю, как справиться с этой новостью. Что сказать. Как поступить. Только крепче обнимаю ее.

– Мамуля, ты у меня самая лучшая, самая дорогая, ты для меня – всё. Я не могу поверить твоим словам. И давай забудем о них. Вычеркнем. Будем считать, что я их не слышала.

По ее лицу тоже льются слезы. Нежно вытираю их. Целую в обе щеки. Глажу по волосам.

А она – только молча счастливо улыбается.

Когда мы, наплакавшись и наговорившись, приходим в себя, я осторожно задаю вопрос, прочно засевший в мозгу.

– Скажи, а почему отец не велел рассказывать, не хотел, чтоб я знала?

– Он любил тебя так сильно, что боялся сделать тебе больно. А я не смела перечить ему. Хотя считала, что ты должна знать. Но я любила вас обоих и во всем доверяла ему. Раз он так решил, значит так правильно. Но когда его не стало, мне стало казаться, что я не вправе дальше скрывать от тебя правду…

Она помолчала, но, решившись, все-таки спросила:

– Скажи, только честно, я не расстроила тебя своим признанием? Ты по-прежнему любишь меня? Мы семья?