Измена. В ловушке лжи
Шрифт:
– Папу в понедельник выписывают из больницы, – наконец выдала я, а Слава обратно отвернулся к столу.
– И что теперь? – спросил он, сидя спиной ко мне, и я, чтобы видеть его лицо, присела на край его кровати, которая стояла рядом с рабочим столом.
– Я хотела с тобой посоветоваться, как нам лучше поступить. Папа может вернуться сюда, к нам с тобой, или поехать в дом, и я найму ему какую-нибудь сиделку. Что скажешь, если папа вернётся? – Слава как-то неоднозначно пожал плечами, продолжая выполнять задания у себя
– Мне всё равно.
– Тебе не всё равно, и я это знаю. Как и мне.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Потому что хочу знать твоё мнение. Мне нужно что-то ему ответить.
– Я не хочу решать, решайте сами, – Слава совсем отвернулся от меня, и я почувствовала, что, наверное, поступила неправильно, решив посоветоваться с ним. Ему непросто было принять решение подобного рода.
– Ладно. Ты делаешь летние задания? – я попыталась перевести тему, но попытка вышла откровенно слабой.
– Мам, хочешь, чтобы он вернулся, пусть возвращается. Но я с ним разговаривать и ухаживать за ним – не собираюсь.
Тихо прикрыв за собой дверь, я вышла в коридор и снова посмотрела на сообщение от мужа. Выдохнув, приняла решение и написала:
«Хорошо, в понедельник приеду за тобой».
После этого словно начался обратный отсчёт для меня. Время одновременно и замедлилось, и потекло слишком быстро. Я пыталась понять, как мы будем существовать в новых реалиях, но так ничего и не придумала.
Единственное, что я точно решила: Егор встанет на ноги, и тогда я его либо прощу, либо поставлю вопрос о разводе. Это будет та точка невозврата, которую мне нужно будет обозначить.
Договорившись со своей совестью, я не ожидала, что буду так нервничать, но, когда я утром понедельника подъехала к зданию больницы, меня не хило потряхивало.
Егора вывезли к машине на коляске и помогли ему пересесть внутрь. Одна из его ног была сломана, так что передвигался он всё ещё с трудом. К слову, сломана была не только нога, поэтому ему вообще функционировать было непросто. Именно это и стало ключевым моментом в принятии решения, куда ему ехать.
Я не была зверем, чтобы бросать в такой ситуации не чужого для себя человека.
– Привет, Лер! – поздоровался он, как только увидел меня.
– Здравствуй, Егор, – я не планировала вести с ним долгие разговоры, пока мы едем.
– Нужно было, наверное, попросить кого-нибудь, чтобы помогли тебе со мной, когда приедем в квартиру. Я не думаю, что смогу подняться сам.
– Я наняла двух санитаров. Не переживай, я не такая наивная дурочка, как ты думаешь.
– Я так не думаю.
Похоже, чётко ощутив мой настрой, Егор до конца нашей поездки больше не пытался завести со мной разговор.
У подъезда нас, как я и говорила, встретили двое санитаров, которые помогли Егору с транспортацией, и вот, он оказался дома, в нашей старой квартире.
– Ого, тут всё, как было, –
– Ты, наконец, что-то вспомнил, да? – спросила я его, а он лишь кивнул в ответ.
22 глава
Егор
– Ты уверен, что мне не нужно тебя забрать? – Кирилл звонил мне уже второй раз за сегодня, в отличие от моей жены, которая за полторы недели не ответила ни на одно моё сообщение.
– Я тебе напишу или позвоню, если что, – устало отозвался я.
– Лера так и не отвечает? – участливо поинтересовался друг, а я сжал челюсти так сильно, что казалось, ещё чуть-чуть, и зубы начнут крошиться.
– Мне сейчас перевязку будут делать, так что потом созвонимся, давай, пока.
Я завершил вызов и устало откинулся на подушки, сложенные друг на друге, чтобы давать опору спине. Никакие перевязки в ближайшие два часа мне не грозили, но обсуждать семейные проблемы с другом мне больше не хотелось.
Я вообще перестал понимать, кто мне друг, кто враг, и вообще, всё ли происходящее вокруг меня было настоящим.
Как получилось, что я засыпал счастливым мужем, отцом, успешным бизнесменом, и однажды проснулся в больнице, чтобы понять, что все, кого я любил, теперь меня ненавидели?
От своего беспомощного состояния, и непонимания, как всё исправить, мне хотелось бить, крушить, ломать, кричать, но из всего этого доступно было лишь разрушение. За это время я сломал почти всё, что было в моей зоне досягаемости в палате, а когда ничего практически уже не осталось рядом, перешёл к саморазрушению.
Я миллионы раз взывал к своей голове, просил мой глупый мозг напомнить, что же на самом деле произошло, но перед глазами были лишь счастливые картинки.
Как мы с Лерой на матче Славы в первых рядах болеем за него, кричим что-то, как школьники, пытаясь перекричать толпу, когда сын видит нас в перерыве, то улыбается и машет, а мы с женой, после того, как звучит финальный свисток, и команда сына побеждает, целуемся, словно мы подростки, и никак не можем насытиться друг другом.
Как Слава делится со мной, что ему нравится девочка из класса, но он боится ей признаться, и не знает, что делать, я даю ему какие-то советы, а когда выхожу из его комнаты, и Лера спрашивает, о чём мы болтали, с таинственным видом отвечаю, что у нас с сыном были мужские разговоры. Она прижимается ко мне, обвив мою талию руками, и я вдыхаю божественный аромат её волос.
Конечно, вместе с семейными воспоминаниями там же мелькали кадры с работы, и те, которыми я не гордился, но которые, как мне казалось, не могли привести меня к тому, в чём меня сейчас обвиняли.