Измена. Верну тебя, жена
Шрифт:
— Не вижу смысла. Мне больше нравится, когда меня возит мужчина.
Все эти дни я не прекращал ухаживать за Лилей, стараясь доставить ей как можно больше положительных эмоций.
— И вообще тебе не кажется, Захар, что ты в последнее время слишком много тратишь на меня денег? Так ведь и без штанов остаться можно.
— Мне для тебя не жалко.
— Даже так?
А это правда так. Я как мужчина был главным добытчиком в нашей семье.
Крышей над головой, машиной под жопой я себя обеспечил. Есть парадно-выходной
А остальные понты — прерогатива жены. Это ей нужны туфли под цвет настроения, шмотки разные, чтобы не повторялись чаще раза в месяц. Косметика, цацки и прочая дребедень.
— Как отдохнула в спа? — перевожу разговор на другую тему.
— Ох, шикарно! — с улыбкой на лице вспоминает она. — Как заново родилась.
— Я рад, что тебе понравился мой сюрприз, — тянусь к жене в надежде на поцелуй.
Лиля прикладывает палец к моим губам, останавливая.
— Еще раз спасибо, Захар. Мне пора.
Забирает с заднего сиденья цветы и коробочку с новыми серёжками. Дергает автомобильную ручку.
— Не открывается. Разблокируй, пожалуйста.
— Лиль… — вполголоса говорю я. — Один вопрос, потом пойдешь.
— Какой?
— Я не прошу принять меня с распростертыми объятиями, но ответь: есть ли у меня хотя бы маленький шанс, что в будущем ты меня простишь? Всего лишь шанс.
— Ты думаешь, что возможно простить измену?
— Если бы год назад я осознал, что тебе изменяю, я бы этого ни за что не сделал.
— Очень интересно! — Лиля повышает тон. — А что для тебя были гульки с Ириной? Просвети, а то я старомодных взглядов.
Вспоминаю прошлое, и мне вновь становится погано на душе. Липко, гадко, аж хочется помыться.
— Я не считал механические фрикции полноценной изменой. И не любил Иру. Она была для меня кем-то вроде карманной вагины.
— А что, по-твоему, было бы изменой?
— Если бы я влюбился. Дорожил ей больше, чем тобой. Захотел бы от Иры детей. Захотел построить для нее дом. Обеспечивать ее и заботиться. Год назад я не задумывался о том, что можешь чувствовать ты. Рассуждал только со своей колокольни. Прости.
— А сейчас задумываешься?
— Помнишь, когда я забрал тебя от Гордисанова из клуба? Тогда я впервые поставил себя на твое место… и этого было достаточно… Я чуть не сдох от мыслей, что ты тоже можешь заниматься сексом с кем-то, кроме меня, пусть и без особых чувств. Мне очень жаль, что я осознал это слишком поздно.
— Мне тоже жаль, Захар.
— Я ведь в башке своей дурной решил покопаться, чтобы поставить мозги на место, — не хотел же рассказывать, признание само льется наружу. — К психологу хожу.
— Ты? Вот ничего себе… Никогда бы не подумала…
— Психолог помог разобраться в себе. Я ведь крепкую и здоровую семью хочу.
— Ясно, — снова дергает ручку. — Открой, я ответ тебе все равно пока не дам.
— А надежду?
— Надежда умирает последней, Суворов.
Тяжело выдохнув, отпираю дверь. Если Лиля не расположена к ответу, из нее ничего клещами не вытянешь.
Но мне нужен был хотя бы тусклый маячок, чтобы знать, что я двигаюсь в правильном направлении.
Сейчас я ухаживаю за женой, но она не дает поводов думать, что это взаимно. Очень сложно, как будто я навязываюсь ей и отвлекаю от важных дел. Как будто она из вежливости не знает, как послать меня на хер.
Мои свидания ей нравится. Она весело проводит время, только я чувствую себя на них лишним.
Я выхожу из внедорожника, чтобы проводить Лилю, но во двор зайти не успеваем.
Ворота распахиваются раньше, и из них медленно плетется теща.
Впервые вижу Римму в простом полинявшем ситцевом платье. На ее голове повязан платок. Ноги босые. Только макияж на лице присутствует, как прежде.
Мельком посмотрев на нас, Римма вздыхает и крепче прижимает к груди пустую литровую банку. Осунувшись, плетется мимо.
— Мама, что с тобой? Ты куда? — ошарашенно спрашивает Лиля.
Я наблюдаю в ахуе.
Теща замирает и, не поднимая головы, тихо отвечает:
— В церковь.
— Что случилось? Зачем? Что за одежда на тебе? Где ты вообще ее взяла?
— Мне кажется, Римма опять перебрала с палеными БАДами из интернета, — скрещиваю руки на груди. — У нее шифер едет.
Теща поджимает губы и на мгновенье стреляет в меня змеиным взглядом, но быстро вновь становится грустной.
— Я иду в церковь, чтобы просить милостыню. Невозможно прожить на нищенскую пенсию. С Серёжей не получилось, дочь бросает мне копейки, как собаке кости. Зятю я тоже не нужна. Что мне теперь остается? Я даже не могу позволить себе плазмотерапию у косметолога. Такими темпами я скоро превращусь в бабку…
— Добрый вечер, Римма, — присвистываю я. — Ты еще пять лет назад стала бабкой, когда родилась Алена.
— Я говорю о самоощущении и внешности.
— Только прихожанам не рассказывай, что собираешь на тюнинг, — еле сдерживаюсь от смеха.
Ну и артистка!
Римма выжимает слезу. Подождав, чтобы ее все увидели, вытирается краем платка.
— Храни вас бог… А я пошла…
— Мама, прекрати! — догоняет ее Лилька. Хоть кого-то разжалобить получилось. — Какая еще милостыня? Я просто попросила тебя реже ходить в косметологическую клинику и меньше тратить деньги. Ты же понимаешь, что с моей зарплатой мы не можем так шиковать.
— Но Рите ты даешь деньги, — обиженно шипит.
— Потому что она работает няней. Это логично — оплачивать труд. Ты же сама просила взять няньку, чтобы у тебя было время на личную жизнь.