Измена. Второй шанс на любовь
Шрифт:
Его щёки покрыты сильно отросшей щетиной, лицо очень уставшее, серо — бледного цвета. Плечи сгорблены.
— Привет, — уставший голос. С нотками вины, тихий.
Смотрю в глаза своему бывшему мужу. Белки покрасневшие.
— Вика, как ты? Что болит? Я понимаю, что тебе нельзя волноваться и много разговаривать. Можешь просто кивать. Я всё решил. Остальное потом. Прости меня ещё раз.
И я киваю ему, отвечая на вопросы так. Смотрю на него внимательно. Он как будто постарел.
А потом дверь палаты с тихим скрипом открывается, и
— Поправляйся, — вставая и исчезая в коридоре.
Денис медленно осматривает меня. В его глазах боль и сожаление. Молча садится на стул рядом с кроватью. Подкладывает под мою левую, целую руку, свою ладонь и бережно трогает мои пальцы своими. Смотрит, не отрываясь, в глаза. И гладит, гладит.
— Прости Молчунья. Я дурак.
Прикрываю глаза и чувствую, как слёзы начинают прокладывать дорожки по щекам.
— Не плачь, всё будет хорошо. Ты только поправляйся.
— Сколько я спала?
— Двое суток, — чуть помедлив отвечает Денис. — не плачь, всё будет хорошо. Так как ты захочешь.
Я понимаю, что он имеет в виду, но боюсь, его хорошо, не совпадает с моим.
Глава 60
Аккуратно перебираю нежно кремовые лепестки пионов пальцами. Наклоняюсь и вдыхаю цветочный аромат.
В палате нет свободных поверхностей, всё уставлено букетами в вазах. В государственной больнице такая функция, как наличие вазы в палатах — отсутствует. И первые два букета я ставила в обрезанные полторашки из — под минеральной воды. Потом курьеры стали доставлять букеты сразу в вазах. Четыре букета на подоконнике, плотненько стоят. Один — на тумбочке. Уже завядшие цветы я вчера отправила в урну, с большим сожалением. Мне жаль, что век срезанных бутонов так недолог.
В окне виднеется послеобеденное солнце, диск которого начинает медленно двигаться к закату. Обед уже прошёл и в больничных коридорах тишина. Все дневные процедуры закончены. Пациенты отдыхают. Мне не спится. Я вообще за эти дни выспалась на целый год вперёд.
Голова ещё немного побаливает, конечно, намного реже, чем десять дней назад. Тошнота практически ушла, и я могу радоваться тому, что я жива и относительно здорова. Как сказал мой лечащий врач, родилась я в рубашке. Оказывается, приземлись я немного левее, моя голова расплющилась бы об бордюр, и цветы бы мне носили уже не в палату.
Разбирательства по поводу аварии практически закончены. Следователь был у меня всего два раза. Всё остальное, решается без моего прямого участия.
— Доченька, как ты, — оборачиваюсь и встречаюсь со встревоженным маминым взглядом.
— Мамуль, мне уже намного лучше, не раз говорила тебе об этом. Ну зачем ты приехала?
— Вижу я как лучше. Лица на тебе нет. Блеска в глазах нет. Улыбаешься только своим цветам. Ну кому ты своими решениями лучше сделала?
Молчу. Что мне ответить? Да, с Денисом мы поговорили. Я сказала, что к отношениям я не готова. На тот
Не знаю, мог ли мой затуманенный мозг в тот момент осознавать что-то серьёзно. Но Дениса я больше не видела.
Я вообще мало кого видела. Мама, конечно, приехала в больницу вместе с Ба, сменяли друг друга у меня, сколько раз говорила, что делать у меня им нечего. Ага, так и послушались. Маша тоже забегала ко мне несколько раз. Но, я помню многое как в тумане. Спала неделю, практически постоянно. А открыв глаза, видела рядом то маму, то Ба, то Машу.
А вечером, после очередной порции седативных падал в лапы Морфея до самого утра. А утром меня ждал свежий букет пионов. Санитарка говорила, что курьер привозил цветы рано.
Тоска и грусть.
— Дочунь, доктор тебе разрешил прогулки в парке при больнице. Пойдем? Там бабушка нас ждёт.
А почему бы и нет? Четыре стены мне уже осточертели. Поскорее бы выписка. А до неё целых четыре дня.
— Пойдём мам.
— Ой ёй, что делается-то Насть? Девка наша поди иссохнет вся, кончится. — причитает бабушка, — Викушка, милая моя, скоро домой. Я тебя откормлю. Холодца наварю. Тебе полезно. Всё заживёт, глазом моргнуть не успеешь.
Тихо посмеиваюсь, бабушка в своём репертуаре. Морщусь от боли в рёбрах. Смеяться пока что не могу.
— Смотри, что я тебе принесла, — достаёт из сумки термос, — это отвар полезный, специально для заживления переломов. Гадость, конечно, несусветная, то ты терпи и пей. В прошлом году Степановна сломала шейку бедра, сказала, что если бы не эта хре…календула, до сих пор бы с костылём ходила б. По трети стакана раз в сутки. Ты нос не морщи. Я сегодня все рынки оббегала, пока нашла нужную календулу. Не доверяю я аптечным.
— Ба, чтоб я без тебя делала, спасибо, — тихо посмеиваясь забираю маленький термос.
Немного походив по больничному парку, мои родительницы провожают меня до палаты, ну и без замечаний. Ба, про то, что полдник пропускать нельзя, я вновь остаюсь одна.
Спать мне сегодня совсем не хочется, и я решаюсь вновь посидеть на лавочке. Спустившись, занимаю лавочку недалеко от центрального входа.
Солнечные лучики приятно греют. Подставляю лицо и жмурюсь.
— Привет.
Открыв глаза, вижу перед собой девочку лет шести. Она мне улыбается и присаживается рядом.
— Привет.
— А я тебя знаю.
— Откуда? — пытаюсь вспомнить, видела ли её где-то, но в голове кисель.
— Я видела твои фотографии, ты красивая. Тоже заболела как и я? — вытягивает ноги пред собой и показывает забинтованную эластичным бинтом правую, — танцевала и связки потянула, так врач говорит. Теперь хожу с бабушкой на процедуры.
Девчушка так легко со мной общается, улыбается щербатой улыбкой, косички смешные на голове, тонюсенькие и длинные, с ярко-розовыми резиночками с единорогами. На ногах такие же яркие кроксы с кучей фигурок.