Измена
Шрифт:
Он поднес ее поближе к свече. При этом из книги выскользнуло что-то: закладка. Баралис подхватил шелковую ленту, не дав ей выпасть совсем, и раскрыл книгу на заложенной странице. То был стих. Поначалу он показался Баралису знакомым, но он стал читать и убедился, что известные ему строки слегка отличались от этих:
Когда благородные мужи позабудут о чести,И некто три крови вкусит в один день,Два могучих дома сольются вместе,ИК концу чтения сердце Баралиса стучало как барабан. В этом стихе говорилось о браке Катерины и Кайлока. В нем предсказывалось рождение империи, которую создавал Баралис, и упоминалось о человеке, который ее уничтожит. Баралис сделал глубокий вдох, стараясь унять дрожь в руках и биение сердца. Здесь, на этой странице, сказано обо всем. Обо всем! Это он вкусил три крови в ночь, когда был зачат Кайлок. Благородные мужи — это рыцари: когда Тирен стал их главой, они позабыли обо всем, кроме золота.
Баралис встал, подошел к огню и налил себе немного вина. Надо было подумать. Бевлин послал рыцаря на поиски того, о ком говорится в пророчестве: человека, лишенного родителей. Мальчика, которого, по указанию Ларна, следовало искать в Королевствах. Баралис смотрел в чашу, водя пальцами по ее краю. Вино было как кровь. Кто же это может быть?
Он вспомнил, как недавно пробудился от чьей-то мощной ворожбы. Следом пришло еще более старое воспоминание о ста шестидесяти хлебах. Каждая частица Баралиса затрепетала, каждый волосок на теле зашевелился. Он охватил чашу пальцами, словно священник, благословляющий вино. Джек, ученик пекаря. Это о нем сказано в пророчестве.
Тавалиск на кухне отбирал крабов. Они с поваром стояли у чана, подвергая коварных ракообразных испытанию. Выбор крабов — дело тонкое, и архиепископ достиг в нем мастерства. Хороший краб узнается не по величине и не по цвету, а по быстроте. Самые быстрые крабы всегда самые мясистые и самые вкусные. Чтобы выявить таких, Тавалиск придумал испытание. Он бросал в воду большие камни, целясь в самые густые скопления крабов. Те, которых расплющивало, признавались недостойными, а те, что успевали разбежаться, шли на стол.
Тавалиск поморщился — последний камень перебил почти половину крабов.
— Ваше преосвященство, — послышалось сзади.
— Да, Гамил, — обернулся архиепископ. — Чего тебе?
— Золото благополучно прибыло в Аннис и Высокий Град.
— А оружие?
— Его отправили только на прошлой неделе — еще слишком рано.
— Надеюсь, ты обеспечил хорошую охрану? Мне не хотелось бы, чтобы пятьдесят повозок с доброй сталью и осадными машинами попали не в те руки.
— Их сопровождает целый батальон, ваше преосвященство. Притом ради пущей предосторожности они пойдут через нижний перевал и даже издали не увидят Брена.
— Хорошо. — Тавалиск швырнул в чан новый камень. Вода, в которой плавали останки крабов, плеснула ему на рукав. — Значит, в жадные ручонки Баралиса они не попадут?
— В ручки герцогини
— Нет, Гамил. Именно Баралиса. Всякому ясно, что теперь Бреном правит он. — Архиепископ разглядел в мутной воде еще одну кучу убитых крабов.
— Разумно ли отправлять оружие в Аннис и Высокий Град, ваше преосвященство, когда на горизонте забрезжил мир?
— Мир? — фыркнул Тавалиск. — Этот так называемый мир протянет не дольше, чем вон тот краб. — Он указал в угол чана, где один из немногих уцелевших крабов затаился в тени. Тавалиск метнул в него камень, но проворный нечестивец успел-таки убежать. Тавалиск удовольствовался тем, что расплющил двух его сотоварищей.
— Могу я спросить, почему ваше преосвященство так упорно поддерживает Аннис и Высокий Град?
— Разумеется, Гамил. Кайлок женится на Катерине — это не вызывает сомнений. Теперь, когда герцога убрали с дороги, Королевства и Брен станут единой державой. Кайлок уже обеспечил себе поддержку рыцарей. — Тавалиск метнул быстрый взгляд на секретаря. — Понимаешь? Силы уже расставлены. Достаточно будет малейшего повода, чтобы война началась, — а при нынешнем положении вещей Аннису и Высокому Граду нечего и надеяться на победу. Они нуждаются в нашей помощи — иначе не успеем мы оглянуться, как Кайлок захватит весь Север. Мы никоим образом не можем этого допустить. Мы ведь знаем, куда его амбиции обратятся потом, — на Юг. — Архиепископ кинул в чан еще один камень. — А южные города к войне не готовы. Мы не воздвигаем высоких стен и укреплений, как северяне.
Гамил кивнул.
— Это имеет какое-то отношение к пророчеству Марода, ваше преосвященство?
— А, ты еще помнишь? — Тавалиск потер розовый безволосый подбородок, думая, посвящать Гамила в свое открытие или нет. Да, пожалуй, пора: он слишком долго скромничал. — Пожалуйста, оставьте нас ненадолго, мастер Буньон, — сказал он повару. — Я позову вас, когда вы понадобитесь.
Повар, все дело которого пока что заключалось в том, чтобы подавать архиепископу камни, склонил голову и удалился.
Тавалиск обернулся опять к секретарю, имевшему крайне глупый вид, набрал побольше воздуха и стал читать ему пророчество, которое знал теперь наизусть:
Когда благородные мужи променяют честь на золотоИ две великие державы сольются в одну,Храмы падутИ темная империя возникнет,И мир постигнут неисчислимые бедствия.Ты, у кого нет ни отца, ни сердечного друга,Но кого связали обетом.Ты избавишь мир от сего проклятия.Тавалиск закончил чтение на подобающей драматической ноте и выжидательно посмотрел на секретаря.
— Ну, теперь, полагаю, тебе все ясно?
— Не совсем, ваше преосвященство, — осторожно сказал Гамил.
— И ты после этого еще называешь себя ученым? — Тавалиск пальцем поманил секретаря поближе. — Разве тебе не ясно, что этот стих предсказывает нравственный упадок рыцарей, возвышение Кайлока на Севере и крушение Церкви?
— Крушение Церкви, ваше преосвященство?
— Да, болван ты этакий. Там сказано: «Храмы падут». А что такое храмы, как не Церковь?