Измена

Джонс Джулия

— Посмотрим, что напишет перо на бумаге, прежде чем высекать число на камне.

Баралис начал терять терпение.

— Если жениха томить слишком долго, его пыл может остыть.

— А если слишком торопить невесту, она может испугаться и убежать. — Герцог подошел и стал рядом с Баралисом. — Я назову вам число в течение этого месяца. А теперь меня ждут другие дела. — И он добавил с легким поклоном: — Приглашаю вас послезавтрашним вечером посмотреть, как будет драться мой первый боец. Бой устраивается в вашу честь.

— Очень любопытно будет взглянуть на лучшего бренского бойца.

— Он вас

не разочарует.

* * *

Тавалиск кушал мозги. Это блюдо переоценивают — нужно море соуса, чтобы сделать его съедобным. Архиепископ нынче готовил его сам и подозревал, что слегка переварил мозги: последний кусок он жевал уже несколько минут и никак не мог проглотить.

Он ненавидел постные дни. Церковь установила в году около сорока постов. Предполагалось, что они очищают душу, возвышают ум и изгоняют скверну из тела. А на деле они только в грех вводят. Только узники да святоши постятся в такие дни. Но и тут, как везде и во всем, надо соблюдать видимость. Кухни в постные дни пустеют, колоды мясников стоят сухие, и весь город, закрывшись ставнями, украдкой ест скоромное.

Тавалиск взглянул на свою лиру. Вчера в припадке злости он наступил на нее. При этом он, правда, произвел лучшую свою ноту, но инструмент сплющился и стал непригоден для игры. Тамбурин постигла та же, хотя и более славная участь — архиепископская кошка до сих пор хромала. Тавалиск покончил с музыкой. Еда искушала его, подобно куртизанке, и чары музыки блекли рядом с ней.

Вошел Гамил, даже не постучав. Этот человек забывается.

— Слухи оправдались, ваше преосвященство.

— Какие именно, Гамил? В Рорне их столько, что языки рыбных торговок ни на миг не остаются без работы. — Тавалиск добавил приправ в горшок. — Кстати, о рыбных торговках — как поживает твоя матушка?

— Она давно умерла, ваше преосвященство.

Архиепископ извлек пригоршню мозгов и помял их между пальцами.

— Это хорошо. Передай ей мои наилучшие пожелания.

— Лескет умер, и Кайлок стал королем.

Тавалиск уронил мозги обратно.

— Он умер своей смертью?

— Согласно донесениям, ваше преосвященство, бедняга скончался во сне.

— Значит, не своей. — Архиепископ налил себе вина. — Теперь, когда Катерина выйдет за Кайлока, это будет настоящий военный союз. Обе державы так удачно расположены, что могут покорить весь Север. Умен проклятый пес Баралис, надо отдать ему должное.

— Почему вы так уверены, ваше преосвященство, что он замышляет именно это?

— Марод это предсказал, Гамил. «Когда две великие державы сольются в одну». — Тавалиск пригубил из чаши. — Мы присутствуем при рождении темной империи.

— Что мы можем сделать, чтобы помешать этому, ваше преосвященство?

— Больше, чем ты думаешь, Гамил. Нет создания более хрупкого, чем новорожденный. — Архиепископ помешал в горшке. — Можно втравить рыцарей в свару, можно поискать себе сторонников в Брене — а прежде всего нам следует предупредить все прочие северные державы о замыслах Баралиса, даже предложить им помощь, буде возникнет нужда.

— Но я не понимаю, как ссора с рыцарями поможет вам в вашем деле.

— В нашем деле, Гамил, — если ты не хочешь оказаться в мире, где не будет Церкви, чтобы

платить тебе жалованье.

— Не понимаю, ваше преосвященство.

— Право же, Гамил, ты разочаровываешь меня, — печально покачал головой Тавалиск. — Ты, как видно, никогда не читал Книги Марода. Если верить ему, империя погубит Церковь. «Храмы падут» сказано у него. — Тавалиск глянул на секретаря. Достаточно для начала — пусть Гамил разжует пока это, прежде чем скармливать ему весь кусок. — Что до рыцарей, эти ханжи держат за руку герцога Бренского. Они даже помогли ему при взятии Ланкорна, где произошла большая резня: этот городишко дорого заплатил за свою строптивость. — Тавалиск подцепил порцию серого вещества и обмакнул в чесночный соус. В мозгах столько складок и петель, что они просто созданы для соуса. — Подстрекать Тирена — это лучший способ заинтересовать Юг тем, что происходит на Севере. Рыцари подрывают нашу торговлю, а герцог им помогает. Если Брен станет сильнее, то это и рыцарей коснется. — Тавалиск снял горшок с огня. Мозги так затвердели, что в пору использовать их вместо брони. — Ну а как там наше ополчение четырех городов? Есть уже убитые рыцари?

— Нет, ваше преосвященство.

— Экая жалость!

— Но одна стычка уже произошла — к северу от Камле. Мы отбили восемь повозок с товарами.

— Где эти товары теперь, Гамил?

— Хранятся в Камле до дальнейших указаний.

Тавалиск раздвинул в улыбке пухлые губы, показав ряд мелких белых зубов.

— Распредели эти товары поровну между Камле, Марльсом и Тулеем. Рорн ничего не возьмет. И позаботься, чтобы весть об этом разошлась повсюду.

— Но я не понимаю, ваше преосвященство.

— Гамил, ты глупеешь день ото дня. Тирену надо обвинить кого-то, так пусть он обрушится на города, присвоившие его товары. Я хочу, чтобы Тирен и его северные приятели думали, что против рыцарей весь Юг. А если Марльс, Камле и Тулей поделят добычу, то всем так и покажется. И никто не сможет сказать, что за этим стоит Рорн, раз мы ничегошеньки не получим. — Тавалиск выпил вина. — Все идет как надо. Теперь бы еще хорошую резню. Думаю, одного рыцаря уже недостаточно — надо бы перебить целый отряд.

— Я передам пожелания вашего преосвященства.

— Только осторожно, Гамил.

— Разумеется, ваше преосвященство. Если это все, разрешите мне удалиться.

Тавалиск сунул ему горшок с одеревеневшими мозгами.

— Поскольку на кухне сегодня никто не работает, пойди и приготовь мне легкий обед: мясо, рыбу, пирожное — ты знаешь, что я люблю.

Гамил, плохо скрывая свое раздражение и расплескивая подливку из горшка, вышел. Архиепископ поцокал языком: придется секретарю подтереть за собой, когда он вернется.

XIII

Сталь высекала искры, ударяясь о сталь. Ровас дрался как демон. Он побагровел, и капли пота летели от него во все стороны.

— Нападай, нападай! — кричал он.

Воздух жег Джеку легкие. Досада, а не умение двигала его клинком. Ему отчаянно хотелось достать Роваса, а тот, понимая это, дразнил его. Раз за разом Джек бросался вперед — но цель ловко уходила от него.

Они сражались на лугу к югу от дома. Их бой давно уже перестал походить на урок. По руке Джека змеилась кровь, доказывая это.