Изменить судьбу. Вот это я попал
Шрифт:
— Добрый подарок, но не стоит голову подставлять под косу, чтобы меня порадовать, — я перевел взгляд с волка, которого уже грузили на подводу, на Петра. — Мне нужны верные сподвижники, как деду моему, и главное к ним требование — живыми они должны быть. Шуты мне без надобности, не праздная я баба, чтобы время на глупые шутки находить.
Улыбка сползла с лица Шереметева, и я почти пнул сам себя. Идиот. Он же как лучше хотел, да еще молод, хотелось удаль, считай дурость, молодецкую перед девицами да передо мной показать. Поэтому, быстро подкорректировав свою речь, я добавил:
— Но, ежели знал ты, как волка можно без увечья повязать,
Лицо Петра снова озарила улыбка, и он, нахлобучив шапку, лихо сдвинул ее набекрень и взлетел в седло подведенного к нему коня. Вокруг снова зашумели, и кто-то даже предложил продолжить охоту, но я махнул рукой и крикнул:
— Домой!
Тут же раздался соответствующий сигнал рога. Захотят, без меня снарядят выезд, а мне нужно к делам вернуться, которых так много, что я даже не знаю, за какое прежде схватиться.
Разворачивая коня, я услышал чуть в стороне девичий смех, а затем приглушенный голос Ивана Долгорукого.
— Катька, веди себя прилично, — прошипел Иван, и я обернулся, чтобы посмотреть, кого это он отчитывает.
Набросился Долгорукий, как оказалось, на свою сестру Екатерину, которую вроде бы не должно было здесь быть, или я ошибаюсь? Я узнал ее, потому что мельком видел портрет княжны. К тому же мне было любопытно посмотреть на ту, с кем меня практически обвенчают. Красивая, но все же не в моем вкусе. Так должна она была тут быть или нет? Не помню. Ну, я тот еще знаток истории. Хотя какая сейчас разница, должна или не должна, она здесь, и это значит, что меня не с ней потащат знакомить в родовое поместье Долгоруких ближе к осени. Екатерина Долгорукая тем временем вспыхнула и недовольно посмотрела на брата.
— Я правильно себя веду, к тому же мы с графом практически помолвлены.
— Помолвка еще не состоялась, так что не выставляй меня на посмешище, и так… — Иван не договорил, потому что, почувствовав мой взгляд, поднял глаза и, замолчав, поклонился.
Я кивнул в ответ и направил гнедого по тропинке. Свита тут же последовала за мной. Рядом с Екатериной скакал молодой человек, одетый явно не по погоде. Во всяком случае, расшитый серебром кафтан и широкополая шляпа мало способствовала комфортному пребыванию на улице в такой мороз. Он кутался в плащ, но видно было, что улыбается этот щеголь через силу, потому что щеки замерзли и мышцы лица просто не слушаются своего хозяина. Я сделал знак рукой, подзывая к себе Репнина, который волей-неволей вынужден был присоединиться к охоте, но так как и лошадь, и амуниция достались ему по остаточному принципу, своих-то у него в Лефортовском дворце не было, не успел перевезти, то и плелся он в конце колонны, пребывая от этого в дурном расположении духа. Увидев, что я зову его к себе, Репнин встрепенулся и тронул поводья. Краем глаза я отметил, что Елизавета мило кокетничает с Шереметевым, а тот не знает, куда деваться от такого пристального внимания цесаревны, которая до того момента, как увидела его, одолевшего матерого волка, не обращала на мальчишку — дружка детства ее племянника, никакого внимания. Я криво усмехнулся. Петру гарантирован бешеный успех среди дам, на некоторое время. Ничего не поделаешь — это основной инстинкт самки, выбирающей лучшего, сильнейшего самца.
— Государь, ты звал меня? — Репнину наконец удалось пробиться ко мне сквозь плотный строй придворных.
— Звал, Юрий Никитич, —
— Не знаю, государь, — Репнин сжал губы. Естественно, он не знал. Он же при мне без году неделя, а в Вятском полку не слишком много возможностей весь свет узнать в лицо да по имени.
— Ну так узнай, — я раздраженно глянул на него. — Ты мой адъютант али так, постоять рядом захотел?
— Слушаюсь, государь, — Репнин отъехал от меня в сторону, чтобы потихоньку разузнать про этого графа, за которого Екатерина Долгорукая собралась замуж.
— Граф Меллезимо, родственник австрийского посла. В настоящем — секретарь посольства при своем родиче. — Я резко повернулся, гнедому не понравилось такое обращение, и он тряхнул головой, показывая свое недовольство. Поглаживая по шее строптивого коня, я снова повернулся к Репнину, но на этот раз куда медленнее. — Поговаривают, что происходит он из дель Карретто.
— Надо же, целый маркграф, — протянул я, уже с большим любопытством поглядывая на замерзшего потомка Алерама. — Ну, по голубизне крови он вполне пригоден в качестве мужа княжны. Не вижу в этом браке никакого мезальянса, потому буду ратовать за него. Да и Катерина вон как светится, на его сопливый нос глядючи.
Почувствовав, что у меня стремительно поднимается настроение, я тронул поводья и послал гнедого, которому уже надоело плестись шагом, рысью.
— О, ваше императорское величество, — со мной поравнялась миловидная дама, чья амазонка была подбита песцом, а голову украшала лисья шапка. Дама была красива и, похоже, не лишена ума, раз догадалась надеть нечто теплое. — Это было такое восхитительное зрелище. У меня сердце едва не остановилось, когда этот молодой офицер соскочил с лошади и пошел прямо на волка, с голыми руками.
— Этот молодой человек — граф Шереметев, мадам, — ответил я, сдерживая бег гнедого и улыбаясь краешками губ. — И вот, теперь вы знаете его имя, а я все еще остаюсь в неведении относительно вашего.
— Джейн Гудвин, леди Уорд, ваше императорское величество. Меня представляли вам на балу в посольстве Польском, но вы, конечно же, не запомнили, — она ослепительно улыбнулась, я же едва не свалился с лошади, потому что осознал, что мы говорим по-английски. Натянув поводья, я еще больше сбавил ход своего гнедого, внимательно рассматривая англичанку.
— Леди Уорд, будьте уверены, сейчас я точно вас запомню. И что же заставило вас составить мне компанию?
— О, я всего лишь говорящее письмо, — она снова заулыбалась. — Мой супруг, лорд Уорд, не любит охоту, и, зная мое увлечение, он великодушно позволил мне поучаствовать в этой.
Но с одним условием, он попросил меня попытаться приблизиться к вашему императорскому величеству, чтобы нижайше спросить вас о судьбе прошения наших славных купцов, взывающих к милостям императорского дома.
— Лорд Уорд, — я задумчиво свел брови, — лорд Уорд. Нет, не помню. Не помню я посла короля Англии Георга Второго по имени Уорд. Постойте, я же вообще никого, кто вручал бы мне верительные грамоты от его величества Георга Второго, не помню. Вот же какая незадача. Но раз лорд Уорд уже здесь, я могу принять его, и он сам уточнит, какое именно послание имеет в виду. И могу ли я спросить, означает ли сие, что английский двор признал наконец Россию империей и наши отношения начали стремительно улучшаться?