Изменник
Шрифт:
— Кого же? — спросил Широков.
— Этого мерзкого старикашку из Генпрокуратуры, — ответил Зимин.
Владимир сделал вид, что смущен.
— Ну же, — подбодрил его Зимин, — скажите нам, Володя — дело было?
Мукусеев помолчал несколько секунд, потом ответил:
— Вчера я несколько неверно оценил ситуацию… я сожалею.
— А сегодня вы пересмотрели свои взгляды?
— Если бы я не доверял вам, я бы ничего не рассказал, — принужденно ответил Мукусеев. — Я признаю, что был не прав.
—
— Но кто же, все-таки, взял записку? Вопрос очень важный. — Джинн встал и сказал:
— Вариантов всего три: либо кто-то из нас. Либо Мария. Либо третий. Посторонний человек. — А Мукусеев спросил:
— К какому варианту склоняешься ты, Олег?
— Я думаю — Мария.
— А на кой, извините, хрен ей эта записка? — поинтересовался Зимин.
— Видимо, она посчитала, что так будет лучше для всех, — пожал плечами Джинн. А Мукусеев сказал:
— Может быть, ты, Олег, попробуешь через Сабину прозондировать эту тему?
— Попробовать-то я попробую, но… — Зимин закурил, встал с камня и сказал:
— Ладно, оставим это… Пока, во всяком случае. С Манькой я поговорю сам и, если она взяла писульку, то, поверьте мне, я ее расколю. Сейчас меня интересует другое: что же все-таки сообщил вам, Володя, ваш анонимный источник?
Мукусеев вкратце пересказал встречу с Гойко, продемонстрировал зажигалку. Все по очереди повертели ее в руках… Задумались.
— И где же вы намерены взять шесть тысяч марок, Владимир Викторович? — спросил Широков. — Посольских партвзносов больше, кажется, нет? Я готов профинансировать мероприятие из командировочных, но…
— Я и хотел обсудить этот вопрос с вами, мужики, — сказал Мукусеев. — Вопрос деликатный… Но… Давайте прикинем, сколько у нас наличности.
Выяснилось, что наличности даже с учетом российских дублей, никак не набирается хотя бы на половину суммы. Мукусеев позвонил в посольство и в весьма туманных выражениях намекнул на некий «новый поворот» и необходимость финансовых вливаний… Решили, что в Белград, за деньгами, отправятся Широков и Зимин, а Мукусеев и Джинн остаются в Костайнице.
После обеда Широков и Зимин уехали.
Денег в посольстве не дали. Вернее, дали, но всего восемьсот пятьдесят марок.
— Что же делать-то? — озадаченно произнес Мукусеев.
— Не переживайте, Владимир Викторович, — ответил Широков. — Есть другой вариант.
— Какой же?
Широков улыбнулся, посмотрел на Зимина. Зимин тоже оскалился, показывая железные зубы в верхней челюсти. Мукусеев подумал, что если он и на допросах так улыбается, то, конечно, преступник начинает чувствовать себя… э-э… неуютно.
— Ну так в чем дело? — спросил Мукусеев. —
— Как вы циничны, Владимир. Вы бы уж выбрали для своих шуточек что-нибудь пониже: мать, честь, Родина… А вы в самое святое плюнуть норовите — в Ваучер!
— Илья Дмитриевич! Честное слово — не до шуток! Что там у вас за вариант?
Широков и Зимин снова переглянулись, и Широков сказал:
— Нашелся человек из взвода Бороевича.
Несколько секунд все молчали. Потом Джинн спросил:
— Он может указать место захоронения? Он уже дал показания?
— А вот это как раз и предстоит узнать. Богдан Троевич живет всего в сорока километрах от Костайницы, в поселке N.
В комнате Широкова расстелили на столе карту. Простыня топографической премудрости накрыла стол целиком.
— Игорь, — попросил Джинн Широкова, — задерни шторы от греха.
— Сейчас, — ответил Широков. Он стоял возле окна, вылущивал из блестящей фольги какую-то таблетку. — Сейчас сделаю, секунду.
— Ты что это, Игорь Георгиевич, на колеса перешел? — спросил Зимин.
Широков запил таблетку, улыбнулся и, ничего не отвечая, плотно задернул шторы. Потом включил свет. Все четверо склонились над картой… Мукусеев сразу понял, что карта ему не по зубам. Кое-что понять, конечно, было можно. В Бонче была военная кафедра и какие-то представления о топографии он имел. Но, во-первых, весьма поверхностные и, во-вторых, все уже давно забыл.
А простыня была обильно усыпана значками условных обозначений, цифрами, линиями… Похоже, что по-настоящему профессионально карту мог читать только Джинн и, в меньшей степени, Широков.
— Вот, — сказал Джинн, ткнув ручкой в карту. — Всего пяток строений. По-нашему — хутор… Квадрат В-12. Про сорок километров вам, конечно, загнули — тут километров семьдесят, да еще и очень неважной дороги.
— Первые километров тридцать, — сказал Широков, — шоссе.
— Да, — согласился Джинн. — Но потом в X. поворот на грунтовку, а потом… вот здесь, за мельницей… вообще на лесную дорогу. Интересно, пройдет легковуха?… А другой дороги нет.
Зимин почесал переносицу, произнес:
— По крайности прогуляемся пешочком… Свежий горный воздух и все такое.
— И все такое, — повторил Джинн. — И все такое…
Ехать в N. решили не откладывая, сегодня же… Еще памятна была судьба Бороевича. Приехать и найти труп Богдана Троевича с простреленной головой было бы непростительно.
— Ну, это ты, Владимир Викторович, преувеличиваешь, — сказал Широков.