Изменник
Шрифт:
Ровно в три Владимир Мукусеев встал и направился к дому.
С противоположной стороны к дому подъехал велосипедист. Джинн в пустом бассейне насторожился: если велосипедист — это Гойко, то кто же в доме? Из-за шума, который произвел проехавший «скорпион», Джинн не знал, что человек уже покинул здание и лежит за стеной, там, где его не достанут осколки гранаты.
Кто? — лихорадочно думал Джин. — Кто в доме? Что происходит?
Гойко положил велосипед на землю, в метре от Джинна, и пошел к крыльцу. Заскрипело под его ногами битое стекло на
Мукусеев находился в это время в двадцати метрах от дома. Джинн уже слышал его
шаги.
— Владимир? — повторил Гойко. Ответа он не услышал и шагнул в проем. Он хорошо ориентировался внутри. Когда нога задела проволоку и раздался щелчок ударника гранаты, он сначала ничего не понял.
А Джинн понял. Он услышал металлический щелчок и сразу все понял. Он вспомнил, как сам нарвался на растяжку… И свой прыжок в сторону, за тушу убитого верблюда. До верблюда было метра три, но он каким-то чудом допрыгнул, перекатился через разлагающуюся тушу и замер на песке. Когда рвануло, он физически ощутил, как осколки вспарывают верблюжий бок…
Гойко все еще гадал, что означает щелчок, а с улицы ударил крик:
— Назад, Гойко! Назад!… Вовка, падай! Падай, бля, растяжка!
Гойко резко развернулся и… нога провалилась сквозь прогоревший пол. Он упал. Дернулся отчаянно, вырвал ногу. Но было поздно — грохнул взрыв.
После предупреждающего крика Джинна, Мукусеев застыл в десяти метрах от крыльца. На землю не упал. Он увидел, как дом озарился изнутри. На мгновение черный силуэт полуразваленного дома стал виден фотографически четко. Арочное окно стало пронзительно белым… На белом фоне прорисовался изломанный контур разрушенной стены… Все погасло, но сетчатка глаза еще хранила изображение. Грохнул взрыв.
Мукусеев стоял с открытым ртом. Он еще не понял, что произошло. Кажется, что-то кричал Джинн. Кажется, в доме что-то обрушилось… Джинн подошел и тронул его за плечо:
— Володя! Володя, ты как? Не зацепило? — Он вырвал рукав и бросился к дому. Джинн не дал — снова поймал за рукав и развернул ксебе.
— Пусти! — закричал Мукусеев.
— Не дури. Там еще могут быть «сюрпризы».
— Там наш последний шанс, — возбужденно отозвался Мукусеев. — Может быть, он еще живой…
— Не дури, не дури. Сейчас я зайду и все обнюхаю. Если есть растяжки — обезврежу. Тогда можно и вам. Понял?
Подошел запыхавшийся Зимин, спросил из темноты:
— Что тут у вас? Кто подорвался? — Ответить ему не успели — в доме вспыхнул фонарик. Его свет был «размазан», пробивался сквозь облачко мути, поднятой взрывом.
— Он жив, — закричал Мукусеев. Из дома раздался голос Широкова:
— Мужики! Тут еще одна растяжка. Погодите. Сейчас я ее придушу.
— Полковник! — закричал Джинн. — Не трогай! Не трогай ее!
— Не ссы, майор, —
Свет фонаря плавал в облачке мути. Джинн матюгнулся, скомандовал Мукусееву и Зимину:
— Стойте здесь, — и пошел к крыльцу.
— Готово, — сказал Широков из дома. Мукусеев, вслед за ним Зимин двинулись за Джинном. Джинн остановился, зло бросил:
— Я же сказал: стоять здесь… Там их еще десять штук, может быть… Полковник! Эй, полковник!
— А?
— Стой где стоишь, Игорь Георгиевич. Там еще могут быть. Не двигайся с места, сейчас я подойду.
Джинн легко преодолел шесть ступенек, исчез в доме. Вспыхнул второй фонарь. Из дома донесся голос Джинна:
— …вашу, товарищ полковник! Кто вас сюда пустил?
— Не кипятись, майор. Я ведь тоже не пальцем деланный.
Два фонаря забегали по стенам, по полу. Через минуту Зимин спросил:
— Эй, саперы… войти-то можно?
— Заходи. Осторожно, тут пол совсем никакой. — Они поднялись. В свете двух фонарей на черном полу, в луже крови лежал мужчина. На левой ноге у него не было ботинка, темная синтетическая куртка задралась наверх, накрыла голову. Плавала в лучах фонарей пыль. Мужчина был мертв — это не вызывало никаких сомнений даже у не специалиста.
— Доигрались, блядь, в конспирацию, — сказал Зимин и сплюнул.
— Светите мне, — произнес Джинн, не обращая внимания на реплику следователя. Он сунул Зимину фонарик, Владимир, спохватившись, включил свой… Джинн начал быстро и сноровисто обыскивать труп. Его нисколько не смущало, что одежда во многих местах окровавлена — он выворачивал карманы, складывал вещи в кучку. На пол легли: складной нож, очень несвежий носовой платок, потертый коричневый бумажник, дешевая зажигалка, пачка сигарет без фильтpa, два ключа на общем кольце с брелоком-открывашкой и… рогатка. Обыкновенная самодельная рогатка — две полоски желтой резины и кусочек кожи на деревянной рогульке…
Внезапно Владимир подумал, что на месте Гойко мог бы сейчас лежать он сам. Его передернуло.
— Так, — сказал Джинн, — в карманах больше ничего… Он снял с правой ноги ботинок, передал Зимину: проверь. Снял с мертвеца носки, расстегнул брюки, стянул их до колен… стянул трусы… расстегнул и задрал липкую от крови рубашку. Он ворочал труп и так и этак. Мукусееву казалось, что ворочают его. Зимин и Джинн о чем-то переговаривались. Владимиру происходящее казалось совершенно нереальным…
— Машина, — сказал Широков. — Сюда идет машина из Костайницы.
— Миротворцы, мать их в душу! Уходим, мужики. Фонари гасите и уходим. Наследили мы тут — как стадо слонов.
Когда подъехала машина ООН, они лежали в кустах в сотне метров от дома. Армейский джип остановился, оттуда высыпали белые каски… Загалдели по-голландски, включили фонари, заходили туда-сюда. В дом ни один не поднялся.