Измерение кинетического червя
Шрифт:
Чапаевич осушил стакан, крякнул, занюхал рукавом и продолжил писать. Петя молчал, интуитивно чувствуя неуместность всего, что он скажет.
– Ну, рассказывай, Петя.
– Чапаевич закончил писать и отправил стопку листов в чемоданчик из
черной кожи.
– Что там у тебя получилось?
– Программа заработала.
– тупо ответил Петя, потеряв какую-либо способность повествовательно высказываться.
Но похоже, этот ответ Чапаевича более чем устраивал. Он покивал головой, потом спросил:
– И все?
– И все...
– растерянно
– Ни хрена у тебя не получилось, Петр, вот что я тебе скажу.
– То есть как это так?
– Выпьешь?
– Нет, спасибо.
Чапаевич кивнул, налил себе еще водки и выпил.
– Так что твоя программа делает?
– Она разговаривает со мной. Отвечает на любые вопросы. И утверждает, что делает это случайно.
Входная дверь открылась, и вошел Мистер Кофеин с картонными коробками в руках.
– А-а, принес, - улыбнулся Чапаевич. Ну давай, будем готовиться.
Мистер Кофеин кивнул и прошел в подсобку.
– Так вот, - снова обратился к нему Чапаевич.
– Где находится твоя программа?
– Эээ...
– замялся от неожиданности Петя.
– У меня в голове.
– Хитер, брат!
– весело сощурился Чапаевич. Начитался небось чего?
Петя пожал плечами.
– То есть программа - это часть окружающего тебя мира, верно?
– Да.
– И эта часть убеждает тебя своими действиями в том, что она работает правильно.
– Да.
– А весь остальной мир?
– Что весь остальной?
– Ну весь мир. Идет дождик, потом светит солнце, все это происходит случайно, но ровно постольку поскольку это происходит, ты принимаешь это как единственно правильный вариант существования мира.
– А как же мне еще его принимать?
– удивился Петя.
– А никак не принимай.
– Ого! Может, объясните?
– Хорошо, объясню. Помнишь нашу матрицу? Так вот в каждый момент мир вокруг тебя и ты сам - всего лишь одно из состояний матрицы, а в следующий момент это будет другое состояние. Твое сознание служит терминирующим фактором хаоса, выбирая состояния матрицы, отвечающие наиболее вероятному с точки зрения твоего сознания, а следовательно и с точки зрения данного состояния мира!
– развитию событий. Хотя событий-то никаких нет. И вероятности никакой нет. Сознание продолжает цикл восприятия, основываясь на мире, где оно же и продолжает цикл восприятия. Как только ты прерываешь цикл, ты попадаешь в матрицу в чистом виде, в быту именуемую хаосом. Но только после этого ты исчезаешь, потому что исчезает твое сознание.
– Тогда какой в этом смысл? Или я что-то воспринимаю и привязан к этому, или меня нет.
– А ты не привязывайся. Если уж тебе суждено постоянно что-то воспринимать, воспринимай то, что хочешь ты, а не то, что тебе навязывается. Переключи канал. Выбери лучший из возможных миров. Будь не падающим шариком, так хотя бы птицей, сечешь?
– Сечь-то секу, - вздохнул Петя, - но только как мне быть птицей?
– Научить?
– хитровато спросил Чапаевич.
– Научите, если можно, - пожал плечами Петя. Почему бы и нет.
–
– Игонькин встал из-за стола и пошел в подсобку.
Петя отправился за ним. Виктор-Кофеин уже снорово собирался. Большая коробка с надписью "Dimension Computers" стояла открытой. Внутри нее тускло поблескивали бронежилеты, стволы автоматов и гранаты.
– Ничего себе!
– воскликнул Петя.
– Откуда это все и зачем?
– Я надеюсь, ты понимаешь, что не мы одни занимаемся статистическим моделированием, - ответил Чапаевич, облачаясь с помощью Виктора в бронежилет.
– За твоей программой скоро начнется большая охота. Очень многие заинтересованные силы хотели бы ее заполучить, и тебя вместе с ней.
– А что же мне делать? И что вы собираетесь делать?
– растерянно спросил Петя. Приготовления походили на начало настоящей войны.
– Ты пойдешь домой и позаботишься обо всем, а мы позаботимся обо всем здесь. Время у тебя еще есть, мы их задержим и отвлечем насколько возможно.
– Кого их?
– Заинтересованные силы, - ухмыльнулся Чапаевич и с громким клацаньем вогнал рожок в автомат. Виктор возился с коробками, из которых торчали разноцветные провода.
– Но постойте!
– Петя ничего не понимал.
– А для чего же я работал, и что мне теперь делать с этой программой?
– Ты работал для себя. А программу сотрешь, как только она станет тебе не нужна. Ты все поймешь сам... если сумеешь. Встретимся позже, - ответил Чапаевич, передергивая затвор.
– Где?
– Где надо. Потом сам узнаешь. Пошли.
Они дошли до самого выхода, когда Чапаевич внезапно вернулся в подсобку и принес свое черное пальто.
– На-ка, набрось вот это, чтоб не застудиться.
Петя послушался и надел пальто, хотя и не вполне понимая зачем. Оно оказалось длинноватым.
– А вы как же?
– спросил Петя.
– Да мне и в бронике жарко, - махнул рукой Чапаевич.
– Витька, заканчивай! Мы с мальцом сходим прогуляемся...
Они вышли из здания и направились к недавно закопанной траншее теплотрассы в Глоховском переулке. Глинистая земля была холодной, но мягкой и влажной. Чапаевич остановился у края траншеи и наскреб руками, не боясь испачкаться, комок глины размером с кулак. Разминая его пальцами, он начал неторопливо говорить, поглядывая на небо сощуренными глазами.
– Я много ездил по стране, Петя. Однажды я на несколько дней задержался в небольшом горном поселке. Там были ребятишки, играющие у дороги. Они лепили из глины вот такие лепешки - он показал Пете толстый плоский диск, который он успел размять пальцами, - и делали в центре углубление, вот такое, - большим пальцем он промял ямку, - так, чтобы дно этого углубления было совсем тонким. Потом они с силой бросали лепешку на землю, углублением вниз, и она громко хлопала. Они смеялись и говорили "ятафоч". Мне стало интересно, и я спросил, что означает это слово. Они засмеялись и сказали, что на их языке это значит "глиняное ружье". И тогда я сделал такой же диск и бросил его оземь...