Изместьева Ж.А. Великое прозрение. Послания Ангелов - Хранителей. Книга 1
Шрифт:
Ибарра сжал руками его плечи и долго смотрел ему в глаза с таким выражением, которое невозможно передать словами.
— Несчастный! — проговорил юноша и поспешно направился к выходу, попирая ногами кости и могилы, натыкаясь на кресты, словно помешанный.
Могильщик
— Сколько хлопот с этими мертвецами! Большой священник отлупил меня за то, что я дал похоронить его, когда был болен, а этот сейчас чуть не сломал мне руки за то, что я выкопал его. Вот они каковы, испанцы! Так и место свое потерять недолго.
Ибарра быстро шагал, устремив взор вдаль; старый слуга, плача, следовал за ним.
Солнце уже клонилось к горизонту; свинцовые тучи затягивали небо на востоке; резкий ветер раскачивал верхушки деревьев, бамбуковые заросли стонали.
Ибарра шел с обнаженной головой, ни одна слеза не выкатилась из его глаз, ни один вздох не вырвался из груди. Он спешил, словно бежал от кого-то, — быть может, от тени отца или от надвигавшейся грозы. Юноша пересек город, направляясь к окраине, туда, где стоял старый дом, порог которого он не переступал столько лет. Окруженный оградой, внутри которой росли кактусы, этот дом, казалось, приветствовал его: все окна были открыты, весело шевелились усыпанные цветами ветви иланг-иланга, голуби кружили над остроконечной крышей голубятни, стоявшей посреди сада.
Однако Ибарра не обращал внимания на эти милые приметы родного очага; его глаза впились в фигуру духовного лица, шедшего навстречу. То был священник городка Сан-Диего, тот самый задумчивый францисканец, которого мы уже знаем, враг альфереса. Ветер пригибал широкие поля его шляпы, ряса из гингона обвивалась вокруг тела и тонких, немного кривых ног. В правой руке он держал посох из паласана с набалдашником слоновой кости. Ибарра и он впервые столкнулись лицом к лицу.
Юноша при встрече на секунду остановился и пристально взглянул на священника; отец Сальви отвел глаза, будто не замечая его.
Но замешательство длилось лишь мгновение: Ибарра шагнул к священнику и остановил его, с силой схватив за плечо.
— Что ты сделал с моим отцом? — сдавленным голосом сказал юноша.
Отец Сальви вздрогнул и побледнел, поняв по лицу молодого человека, какие чувства того обуревают, но не смог ничего ответить: он словно оцепенел.
— Что ты сделал с моим отцом? — снова спросил его Ибарра глухим голосом.
Рука юноши, все крепче сжимая плечо священника, пригибала его к земле.
— Вы ошибаетесь, я ничего не делал вашему отцу! — с трудом проговорил тот.
— Не делал? — продолжал юноша, нажимая ему на плечо с такой силой, что отец Сальви вынужден был опуститься на колени.
— Нет, уверяю вас! Это был мой предшественник, это был отец Дамасо…
— А! — воскликнул юноша, отпуская его и хлопая себя по лбу. Бросив бедного отца Сальви, он поспешно направился к своему дому.
В это время к месту происшествия подоспел слуга и помог монаху подняться.
XIV. Тасио, чудак или философ
Странный старик брел с рассеянным видом по улицам. Он был когда-то студентом факультета философии и оставил это поприще, подчинившись желанию своей старой матери; произошло это, однако, не из-за недостатка средств или отсутствия способностей, но именно потому, что мать его была богата, а его все считали талантливым. Добрая женщина, опасаясь, что сын ее станет ученым и забудет о боге,
Хорошо воспитанные люди называли его «дон Анастасио» или «философ Тасио», а дурно воспитанные, которых было большинство, — «чудак Тасио», за его удивительные суждения и странное отношение к людям.
Как мы уже сказали, под вечер собиралась гроза; редкие молнии озаряли свинцовое небо бледным светом; воздух был тяжелый и душный.
Философ Тасио, казалось, уже забыл о дорогом ему черепе; он улыбался, глядя на темные тучи.
Неподалеку от церкви ему повстречался человек в куртке из альпака, державший в руках связку свечей и жезл с кистями — знак власти префекта.
— Вы, кажется, чему-то радуетесь? — спросил он старца по-тагальски.
— Вы угадали, сеньор капитан; я радуюсь, ибо лелею надежду.
— А! Надежду на что?
— На бурю!
— На бурю? Вам, наверное, захотелось искупаться? — спросил насмешливо префект, взглянув на скромный костюм старика.
— Искупаться… это неплохо, особенно если приходится иметь дело с грязью! — ответил Тасио невозмутимым, хотя и несколько презрительным тоном, глядя собеседнику в лицо. — Но я жду кое-чего получше.
— Чего же?
— Таких молний, которые поразили бы людей и сожгли бы дома! — серьезно ответил философ.
— Накличьте, кстати, и потоп на нашу голову!
— Мы все его заслуживаем, и вы и я! Вы, сеньор префект, несете связку свечей, купленных у китайца, а я уже более десяти лет предлагаю каждому новому капитану купить громоотвод. Все только смеются надо мной и покупают петарды и ракетницы да платят деньги за то, чтобы звонили в колокола. Более того, вы сами на следующий же день после моего предложения заказали литейщикам-китайцам колокол для святой Варвары, хотя наука доказала, сколь опасно звонить в колокола во время грозы. Скажите-ка мне, почему в семидесятом году, когда молния ударила в Биньян, она попала как раз в башенку и разбила часы и алтарь? Где же был тогда колокол святой Варвары? [75] .
75
В этом эпизоде Рисаль выразил словами Тасио свои идеи о необходимости борьбы с предрассудками, наивную веру в возможность улучшить положение филиппинского народа с помощью просвещения и разумных мер со стороны испанской администрации. То же, что вместо предложения Тасио установить громоотвод вновь покупают колокол св. Варвары, якобы спасающей от гроз, означает еще одну победу суеверия и невежества, ненавистных Рисалю и сознательно поддерживаемых колонизаторами, в первую очередь монахами.
В этот момент сверкнула молния.
— Иисус, Мария, святой Иосиф! Молись за нас, великомученица Варвара! — забормотал префект, бледнея и крестясь.
Тасио разразился хохотом.
— Вы достойны имени вашей святой покровительницы! — буркнул он по-испански, повернулся к нему спиной и зашагал к церкви.
Там причетники сооружали катафалк, окруженный свечами в деревянных канделябрах. Два стола были поставлены один на другой и накрыты черным холстом с белыми полосами, разрисованным черепами.