Изнанка гордыни
Шрифт:
— Не знаю.
— Такая вероятность прибавляет нам работы. Готовьтесь, вычисления потребуют времени.
— Вы думаете, он не все испортил?
— Смотря, что понимать под “испортил”.
— Я хочу сказать — обряд все же сработает?
— О, безусловно, сработает! Лорд-командор вписал ритуал кровью в книгу Судьбы. Кровью волшебного народа, детей Предназначения. Такие вещи не проходят бесследно. Вопрос в том, КАК он теперь сработает. Признаться, мне самому интересно, к чему приведет эта история.
Это похвала от настоящего мастера. Похвала, от которой в груди
— У вас цепкий ум, просто феноменальный. И природное, не побоюсь этого слова, чутье. Работать с вами истинное наслаждение.
Эмма мнется, потом все же решается задать вопрос, который гложет ее уже давно:
— Вы так много знаете про ритуал. Кажется, даже больше самого лорда-командора. Откуда?
Снисходительная улыбка:
— Это я его разработал, Эмма.
Элвин
В первый раз никто не ответил. Я переждал с минуту и раздраженно замолотил колотушкой по медной пластине. Звук разнесся по всему дому. Уверен, он вполне мог пробудить даже некрепко заснувшего вурдалака.
С той стороны двери сначала стояла тишина, а затем послышался неприятный скребущий о половицы звук. И утробное ворчание, от которого по коже продрало морозом, и волосы поднялись дыбом.
Голос гриска трудно спутать с чем-то иным. И если изнаночные твари разгуливают по дому мейстера Гарутти, значит, живых людей там нет.
Уже понимая, что опоздал, я вошел через Изнанку. Вынырнул ровно за спиной твари. Повезло.
И почти сразу понял, что ошибся. Это был не гриск.
Химера.
Очень раскормленная и уродливая.
Она выедала требуху у лежащего возле двери тела. Ощутив мое присутствие, тварь глухо заворчала и подняла вытянутую морду. Кровь покрывала ее, как маска, доходя до ушей. Тусклым металлом блеснули акульи зубы в распахнутой пасти. Снова угрожающе заворчав, химера припала на мощные лапы и вздернула покрытый хитином зад с гибким хвостом, оканчивающимся скорпионьим жалом.
Хороша, несмотря на уродство! И по-настоящему смертоносна. Кто-то очень постарался, создавая из нее совершенное орудие убийства.
— Иди сюда, красавица, — хмыкнул я и сделал приглашающее движение.
Ее не пришлось дважды упрашивать.
Удар огненной плетью настиг приземистое тело уже в полете, но не рассек, а лишь ожег. Химера совершенно по-собачьи взвизгнула и ударилась о выставленный щит. Покрытые ядовитой слизью когти царапнули защиту, и я почувствовал, как та поддается.
Отродья Изнанки. Никогда не знаешь, какая магия на них подействует и насколько серьезно.
Над головой противника взмыл хвост, нацеливая жало. Я выждал для того, чтобы в последнюю секунду уклониться, убирая щит, и рубануть шпагой.
Вой оглушил. Его должны были слышать в домах за три квартала вокруг. Отрубленный кусок хвоста упал на пол, бешено извиваясь, будто был способен продолжать свое существование отдельно от прочего тела. А тварь рванула вперед, ощерив кривые зубы.
Разряд молнии заставил ее рухнуть. Я не стал больше экспериментировать с магией, просто отсек голову и пронзил сердце. Разрубленное тело еще долго продолжало дергаться. Из ран сыпалась
Все время, пока тварь перебирала лапами я стоял над ней со шпагой. Наконец, вложенная в химеру ненависть истаяла в воздухе и я оставил монстра, чтобы склониться над трупом мужчины у входной двери. Судя по одежде, это был слуга. Немолодой, полноватый, с густыми рыжими бакенбардами. На обрюзгшем лице навеки застыло выражение ужаса, губы приоткрыты в предсмертном крике.
Я отправился осматривать дом.
Картина на кухне была столь выразительна, что захотелось дать ей поэтичное название в духе современных художников. Например, “Кровавый полдень”. Для концептуального единства не хватало какой-нибудь мелочи, вроде гирлянды кишок под потолком, но и без того зрелище… Ну, скажем, впечатляло. До желания расстаться с завтраком. Я прошелся меж ошметков плоти, стараясь не наступать в лужи. Осмотрел останки. Покойная химера любила полакомиться ливером и поиграть с едой, но головы отчего-то не трогала.
Дородная кухарка и девчонка-горничная. Совсем молоденькая и хорошенькая.
Была молоденькой и хорошенькой, пока не превратилась в кучку кровавых кусков и обглоданных костей.
Растерзанное тело Просперо Гарутти лежало в кабинете. Если людей просто было жалко, то тут захотелось сделать с хозяином химеры то же, что я немного раньше сделал с его выкормышем. Ублюдок сильно осложнил мне работу.
Я поднял за волосы оторванную голову. Мейстер Гарутти оказался типичным разеннцем. Смуглым и кучерявым, с кожей, нежной как у девушки, глазами-маслинами и пухлыми губами. Смазливым. И удивительно молодым. Последнее было ожидаемо, не зря Просперо дружил с Джованни Вимано в Фельсинском университете.
Кто же виноват, что мне при словах “алхимик, бакалавр философии” представляется убеленный сединами бородатый старец?
Положив голову на стол, я оглядел кабинет. Кипы, тонны бумаг. На просмотр этого богатства уйдет не одна неделя. Остается только молить богов, чтобы среди записей доктора сыскались хоть какие ниточки, ведущие к прочим культистам.
Просперо Гарутти был моей лучшей зацепкой. Единственной зацепкой, если уж начистоту. Со смертью мейстера я опять утыкаюсь в стену. Что делать, если бумагах не найдется подсказки? Ехать в Фельсину?
Да я бы поехал туда! С радостью. Нужно выжечь змеиное гнездо. Можно в самом прямом смысле. Черная с университетом (а Черная и правда с ним, если задуматься) — отстроят новый.
Слишком много развелось этой пакости, самое время проредить.
Но идиотская верность Франчески делала поездку бессмысленной. Девчонка выпустила Джованни. И, чтоб я сдох, конечно он побежал к руководству Ордена. Не бывает бывших культистов.
А те уже приняли меры, можно не сомневаться.
Я вернулся к телу химеры. Оно уже подернулось серым налетом и сейчас больше всего походило на разломанную статую из серого гипса — материя, из которой состоят все изнаночные твари, от жутких, почти иммунных к магии монстров, до разумных и забавных брауни, однородна и имеет мало общего с плотью.