Шрифт:
Подле одной деревни объявилась напасть – стал пропадать скот. Поначалу подумали, что это дело рук цыган, но по первым морозам пропала жена председателя. Её пустые возки нашли подле самого леса, а рядом с ними на свежевыпавшем снегу отчётливо виднелись звериные следы.
До приезда следователя сильно озадаченные колхозники принялись выстраивать версии происшедшего:
– Ето что за такая большуша собака тута пробежала? Верно, размером с телка.
– Сама ты собака! Это ж волчьи следы.
– Ой-ой, охотник
Ефим Трофимович, отставной лесник местного леспромхоза, на подначку не обиделся.
– Ты, дурында, языком чеши поменьше – зубы сотрутся. Я хоть и здоровьем обделён, но навык не потерял. Волк это! Да такой, что отрадясь не видывал.
Колхозники долго судачили, но поверить бывшему охотнику никто не решился, так как в окрестностях из-за бурной деятельности леспромхоза не то что волка, зайцев и тех давно не видели.
По району поползли слухи – один жутчей другого. И хоть председательская жена потом обнаружилась в объятиях заезжего кавказца, страсти разгорелись нешуточные и этим конфузом не закруглились.
Последней каплей терпения стала пропажа всего куриного выводка у Заслуженной Пенсионерки Республики, в прошлом доярки-ударницы, Марии Поликарповны Ананьевой. Обездоленная пенсионерка, выйдя по утру на своё подворье, обнаружила следы чудовищной расправы над своими пеструшками в виде пятен крови на снегу и сиротливо витающих по ветру пёрышек.
Колхозники немедля собрались на сход. Слово, понятное дело, начал держать председатель. Говорил он долго и убедительно, призывая односельчан “разом покончить с обрушившейся на их трудовые головы бедой”. Благо, что лес близко, а у каждого в хозяйстве топоры да вилы ещё не перевелись.
Но односельчане на призыв не откликнулись, явно ожидая поддержки из района. Правда, каждый понимал, что в столь трудное для страны время “району не до них”. Это и подтвердил Валька Федотов, недавно вернувшийся из мест заключения.
– Аха, ждитя, ждитя. Щас районные пузыри ОМОН пришлют или всё охотничье хозяйство в придачу. Больно им много дел, как из-за ваших курей по морозу в лес таскаться.
Ефим Трофимович, не любивший Вальку, потому что он был Федотов, а значит, как все Федотовы, гулёна и лентяй, сейчас с ним согласился.
– Эка придумали. Да хто ж на волка с вилами ходит?! Ево, серого, как увидете меж деревьев, так и удерёте – душа в пятках. Ну кто из вас, бабоньки, кишкой не тонковат?
Над сходом повисла гнетущая тишина, которую прервала председательская свояченица Любка Старовойтина.
– А чё ты нас волком пужашь, а, Ефим Трофимыч? Ты сам лесник в прошлом, вот и организуй наших мужичков. Нешто нам, бабам, ещё и по сугробам прикажешь таскаться? Вон возьми тово же Вальку Федотова, ему всё одно на свободе недолго ходить, опять кого-нибудь задерёт
Валька, с напускным достоинством лузгавший семечки, демократично промолчал. А Ефим Трофимович, вспомнив следы от громадных волчьих лап, вяло отрядил:
– Тут неча с кондачка решать. С моею пукалкой такого зверя не завалишь. Ежели волк на людей вышел, знать, лихо в лесу с живностью и он ныне лют до всякой добычи.
Председатель сделал несколько попыток урезонить колхозников и призвал “решать проблему всем миром”, но его агитация должного эффекта не произвела. Народ было потянулся до дому- до хаты, как раздался голос смурного мужика Василия Никитина, совсем недавно объявившегося в здешних краях.
– Я пойду на волка, и помощников мне не надо.
Деревенские чужаков не жаловали, тем более таких, как Василий – нелюдимого и скупого на общение. Но сейчас его поступок возражений не вызвал. Председатель даже посулил выдать ему свой карабин, от которого тот отказался.
– Ненада! Своими силами обойдусь.
Судачить ни у кого охоты не было. Поэтому сход сразу прекратился, быстро освободив темнеющую в сумерках улицу для беспечного озорства зимней позёмки.
Ефим Трофимович не угомонился. Взыграла в нём какая-то застарелая уязвлённость, что исподволь не давала покоя для утверждения чувства собственного достоинства. Всё у него в жизни выходило недоделанным. Вроде седьмой десяток пошёл, а вспомнить-то и нечего. Ни детей, ни внуков, ни иных подвигов бывший лесник на своём счету не имел. Войну и ту всю в тылу просидел на торфоразработках сменным мастером.
“Тьфу”.
Ефим Трофимович несколько дней следил за приготовлениями Никитина, и, когда тот вышел ранним утром на дорогу к лесу, попытался сговориться о совместных действиях.
– Человек Вы в здешних краях новый, а я энти леса как свои пять пальцев знаю. Все вдоль и поперёк исходил-изъездил.
Но Василий наотрез от помощи отказался.
– Лес – он везде лес, сам управлюсь.
Ефим Трофимович раздосадовался, но навязываться не стал.
Пару раз он видел, как Никитин возвращался под вечер в деревню, хотел подойти, поговорить, но угрюмый вид чужака его всякий раз останавливал.
Наконец, воспользовавшись возросшим любопытством односельчан, Ефим Трофимович решил вновь подкатить на кривой. Выслушав путаные речитативы старика, облачённого “интересом народа”, Василий с неохотой проговорил:
– Следы в лесу лосиные. За сохатым волк приходил. Теперь лоси вглубь подались, и хозяин за ними.
Ефим Трофимович даже обмяк от неожиданности.
– К-к-какие лоси!? Да тут во всей округе лосей отродясь не было. Нешто так может быть?
Но Василий, не впустивший гостя даже на двор, уже затворил перед его носом ворота.