Изнанка мира
Шрифт:
— Спасибо, блин, успокоил! Выходит, либо псих, либо самоубийца? — обиженно проговорил собеседник Семеныча.
— Твой скептицизм более чем естественен и прекрасно укладывается в мою теорию. Согласие с моими выводами неприемлемо для твоей психики, поэтому ты так упираешься. На самом деле подсознание гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. Лично мне стало жутко, когда я впервые осознал всю степень его могущества над нашим «Я». В определенном смысле это одна из самых изощренных форм рабства.
— Ага! Главное, Махнову все это не рассказывай, а то решит, что ты шпион из Полиса.
— Ну да, типа, шибко умный для
В этот момент беседу прервали лязг и скрежет, раздавшиеся из-за гермоворот. Пограничники мгновенно насторожились. Затем послышался вроде как глухой скрип колес, словно в конце коридора катили груженую тележку. Должно быть, произошло нечто совсем экстраординарное, если кто-то проник в длинный коридор, который выходил в верхний вестибюль и контролировался Ганзой. Семеныч поднялся и, подойдя к воротам, приложил ухо к стальной плите. За ними глухо слышалась возня, бряцание оружия и, кажется, топот ботинок. Старик несколько раз с силой ударил прикладом в массивную створку. Герма отозвалась раскатистым грохотом.
— Не пойму, это кто там? Буржуи шевелятся или твари лезут? Неужто коридор распечатали? — с безмерным удивлением, все еще не веря собственным ушам, сказал Семеныч.
— Тревогу поднимать, что ли? — отозвался второй старик, сноровисто потянувшись к автомату.
— Погоди…
Лязг и скрежет затихли так же внезапно, как и возникли. На несколько секунд воцарилась тревожная тишина. Синхронно щелкнули снятые с предохранителей автоматы. Будто в ответ, из-за гермы донеслось как бы чирканье зажигалки, через секунду сменившееся рвущим барабанные перепонки свистом. Если бы бойцы могли посмотреть сквозь сталь, они бы остолбенели от увиденного зрелища: кирпичная кладка была разобрана, и со стороны пролома на невообразимой скорости на них неслась железная тележка, намного больше и массивнее тех, на которых торговцы перевозили свой скарб. Впереди платформы, неким подобием тарана, был закреплен угловатый ящик, окованный сталью. Остальных деталей солдаты просто-напросто не успели бы разглядеть из-за сверхъестественной скорости приближения. Импровизированный снаряд мчался по коридору с диким свистом, а следом тянулся ослепительно-яркий хвост пламени. Шлейф огня во все стороны плевался искрами, словно это уже была не грузовая платформа, а адская колесница, запряженная демонами, которых погонял лично Сатана.
Когда этот невообразимый таран врезался в ворота, взрыв огромной силы потряс станцию. Левую створку ворот вынесло с петель и отбросило далеко за пределы заставы. Правую выгнуло, как будто великан ударил по ней сапожищем и впечатал в стену. Тугая волна спрессовала воздух коридора, сдирая со стен облицовочную плитку, и покатилась дальше, сминая палатки, разваливая фанерные домики и срывая лозунги которые во множестве украшали вестибюль станции. Обломки, разорванной в клочья тележки шрапнелью разлетелись во все стороны. Куски металла рикошетом скакали по колоннам, полу и потолку, вспарывая палатки и тела спящих людей.
Не успело стихнуть эхо, как по коридору пронесся зычный крик: «Пошли!!! Пошли!!! Пошли!!!». Из-за пролома показались штурмовые щиты, составленные сплошной стеной. Солдаты Ганзы двигались столь слаженно и синхронно, что их колонна походила на гигантскую бронированную гусеницу-многоножку.
— Тревога! Тревога! — на платформу Красносельской
— Что такое? — командир охраны станции Белобородько, выскочивший полуголым из своей палатки, уставился на подбежавшего бойца, вопросительно щурясь со сна.
— Вот, — протянул караульный какой-то обрывок бумаги. — Я получил телефонограмму с Комсомольской. На них напали.
— Кто напал?
— Ганза, как я понял.
— Ты что?! — Белобородько зло посмотрел на своего подчиненного. — Как Ганза?! Дай мне связь с Комсомольской!
— Нет уже связи, но я слышал выстрелы… там всех убили… — произнес солдат побелевшими губами.
Подавить начинающуюся панику смог появившийся Иван Зорин.
— Собрать ударный отряд! Найти товарища Сомова! Разбудить всех, пусть усилят караулы в сторону Комсомольской! Подготовить эвакуацию женщин и детей на Сталинскую! — скомандовал он спокойно.
Вскоре выяснилось, что Лома недавно видели проходящим блокпост, а вот где находился Сомов, никто не имел ни малейшего понятия.
Кирилл застегивал ремень, когда услышал на платформе какой-то шум. Громкие окрики, лязг железа и частые шаги были необычны в это время суток, ведь уже давно наступила ночь… Юноша посмотрел на часы, примотанные проволокой на одном из кольев у правой стены. Всего через двадцать минут ему следовало принять вахту в левом тоннеле, а утром он планировал навестить Ирину, принести ей завтрак. Заранее предвкушая всю сладость встречи с любимой, юноша без конца повторял на все лады:
— Ирочка, Ириночка, Ирусенька, милая моя…
Когда в палатку с шумом вбежал отец, Кирилл опешил. Таким он его еще никогда не видел. Глаза Зорина-старшего говорили, насколько тот встревожен и, может быть, растерян. Лицо с крупными чертами и немного оплывшим подбородком сейчас по-молодому подтянулось и как бы даже осунулось.
— Давай, Киря, собирайся! — проговорил Иван, протягивая растерянному сыну автомат.
— Пап, а вахта? — Зорин-младший решительно ничего не понимал, но оружие из рук отца взял с готовностью.
— Вахта подождет! Сейчас главное атаку на Комсомольскую отбить, а там… — Зорин внимательно посмотрел на Кирилла. — А там видно будет.
Шагая за отцом, парень не знал, что и думать. На его памяти ничего подобного не случалось. Нападение на Комсомольскую? Гордость Красной ветки? Одну из самых укрепленных станций? Это казалось совершенно невозможным.
Отправление было скорым. На первом транспорте места для Кирилла не нашлось, поэтому, прокричав что-то, Иван Зорин махнул рукой сыну, полезай, мол, во вторую, и боевая колонна двинулась.
Обе «тачанки», как любовно называли эти дрезины, обшитые толстыми листами стали и оснащенные станковыми пулеметами, двигались в сторону Комсомольской-радиальной. Они очень напоминали рисунки из рукописей Леонардо да Винчи, но поскольку Кирилл этих рисунков никогда не видел, то представлял себе двух крадущихся зверей, оскаливших клыки и готовых без промедления, в любую секунду вступить в жестокий бой.
Прислушиваясь, осматриваясь, то и дело выцеливая кого-то во мраке перегона, солдаты молчали, поддаваясь иллюзии, что эта настороженность могла подготовить их к предстоящей битве.