Изнанка неба
Шрифт:
Он вернулся обратно в шатер, а я достал носовой платок. Потом мои стражи поволокли меня в полицейский участок.
15
Ночь медленно катилась к своему концу, а мне так и не удалось заснуть. Я сидел, прислонившись спиной к стене, и чувствовал, как ночная прохлада освежала разгоряченное лицо. Вынужденное бездействие только усиливало безнадежность моего положения.
Из соседней комнаты доносились шаги полицейского, потом он плюхнулся на коврик и затих. Вскоре до меня
В таком состоянии трудно додуматься до чего-нибудь путного, да и вряд ли новые аргументы могли убедить моих противников. Хотелось взять в руки оружие, разобраться с ними по-мужски и покончить с этим дурацким делом.
Я появился здесь по наитию, но предчувствия меня обманули. Глупец и пройдоха, тебя избили, порезали лицо, бросили в камеру, но уже утром эти мучения могут показаться невинными шалостями.
Я приготовился принять мучительную смерть в куче песка на заднем дворе неизвестно чего и непонятно зачем.
На улице послышался какой-то шорох. Я сразу потушил окурок, ведь если это был Юсуф, то не стоило облегчать ему задачу и давать ориентир для стрельбы.
Что-то царапнуло по решетке крошечного оконца. На фоне звездного неба можно было заметить какое-то движение. Я осторожно дотянулся до окна, пошарил рукой и нащупал рукоятку пистолета.
За стеной снова послышался шорох и вскоре все стихло. Я отвернулся спиной к двери, зажег спичку и взглянул на свою добычу. Это был "Вальтер П-38" калибра девять миллиметров с удобной, рифленой, пластмассовой рукояткой. Прекрасное оружие, да к тому же с полностью снаряженным магазином.
Стрелки моих часов показывали несколько минут пятого, значит до рассвета и молитв оставалось меньше двух часов, а затем мои мучители явятся за мной.
Я снова забарабанил по двери.
– Месье! – жалобно заголосил я. – Месье жандарм!
Столь ранее пробуждение ему не понравилось, и он высказал все, что думает по этому поводу. Несмотря на плохое владение французским языком, некоторые из его пожеланий были мне понятны.
– Очень сожалею, – взмолился я, – но мне нужна вода. За любую цену, хоть за двадцать долларов.
Как только он услышал про доллары, то сразу вскочил со своей подстилки, подошел к двери и долго светил фонариком через глазок. Наконец, полицейский убедился, что я сижу, скорчившись на полу своей камеры, и держусь за живот. Вряд ли он мог догадаться про пистолет в моей руке.
– Покажи доллары, – проворчал мой страж.
Я вынул всю пачку и бросил ее к двери. Полицейский закрыл глазок, зажег керосиновую лампу и вошел в камеру в одной руке пистолет, а в другой кувшин с водой.
К своему удивлению он увидел нацеленный ему в грудь "Вальтер".
Он мог бы выстрелить, и я даже не попытался его опередить. Риск был большой, но выстрелы могли переполошить весь караван. Но, похоже, у него такого намерения и в мыслях не было, а мой вид говорил об обратном.
Как мог, я объяснил: ему если ему захочется позвать на помощь раньше, чем загудят двигатели моей "Дакоты", то мне придется вернуться и сделать в его голове маленькую дырочку. По выражению лица моего стража можно было бы заключить, что он вполне допускает такую возможность. Я подобрал с пола пистолет с деньгами и шагнул в холодный сумрак ночи. С таким арсеналом можно было потягаться с любым противником, и оставалось только надеяться, что первыми двумя будут Юсуф и хозяин каравана.
С минуту я просто стоял посреди дороги, вдыхал ночной воздух и ощущал ту уверенность, которую в подобной ситуации могло дать надежное оружие. Это было очень приятное чувство.
Наконец я очнулся: пустыня была безмолвна как гробница, но стало немного светлее. Я быстро зашагал по занесенной песком дороге, мимо поселка в сторону гостиницы. Все было объято сном: ни света, ни звука, ни движения.
На площади перед гостиницей стоял гражданский джип с фанерным кузовом и названием американской нефтяной компании на дверцах. Я осторожно обошел его вокруг и направился во внутренний дворик.
Темнота сгустилась, и мне пришлось некоторое время выжидать, прежде чем мои глаза смогли различить темную фигуру за одним из столиков. Я направился прямо к ней.
– Похоже, что старомодный виски еще не пользуется благосклонностью в здешних местах, – раздался знакомый голос, – но мне удалось достать бутылку коньяка пятилетней выдержки, если, конечно, тебя это заинтересует.
– Долго же ты сюда добирался, – буркнул я и взял из его рук стакан.
16
Пятилетняя выдержка этого напитка вызывала сомнение, но все же это был алкоголь. Он протянул мне сигарету и щелкнул зажигалкой. В ее тусклом свете можно было заметить, что Кен был одет так же, как и во время нашей последней встречи в Афинах. Замшевая куртка, брюки для верховой езды, белая рубашка. Он выглядел гораздо опрятнее, чем можно было ожидать.
Кен заметил шрам на моей щеке.
– Тебя немного оцарапали, – тихо заметил он. – Мне очень жаль, я видел как все было, но не думаю, что мое вмешательство в тот момент могло помочь делу.
– Ты неплохо разыграл эту сцену, – добавил он после некоторой паузы.
– Спасибо.
Мы сидели, курили и изучали содержимое этой бутылки. Яркие звезды освещали пустынную площадь, стояла такая тишина, что было слышно, как я глотаю коньяк.
– Ты сказал, что я долго сюда добирался, но вряд ли тебе приходило в голову увидеть меня здесь?
– Ну, я и сам могу проделать тот же фокус: выключить двигатель, а потом ненадолго включить его снова. Но потому, как ты уверено вел самолет, мне стало понятно, что это не было для тебя неожиданностью. Когда заглох мотор "Пьяджио" даже не качнуло.