Изнанка судьбы
Шрифт:
Должно быть, княгине нравится, что я зависима от нее.
И сейчас, когда я всматриваюсь в лица фэйри, мне снова чудится тень одобрительной усмешки на лице изысканной правительницы Рондомиона. «Давай, девочка. Удиви меня», — словно говорит мне Иса. И я отвечаю ей прямым и дерзким взглядом.
Удивлю, Ваше Высочество. Вы хотели развлечения? Вы его получите.
В огромном зале сумрачно и пусто. Тяжелые портьеры скрадывают и без того скудный свет зимнего солнца. Блики свечей играют на полированной столешнице — настолько огромной, что на ней можно было бы станцевать вальс.
Традиция.
Стол слишком велик для жалких трех десятков сиятельных фэйри. За ним с легкостью уместилось бы и несколько сотен. Но стол — тоже традиция. Все присутствующие равны друг перед другом. Место судьи во главе — лишь признание его авторитета, дань уважения…
Я бросаю короткий взгляд в его сторону. Князь Церы бесстрастен. Худой, жилистый, с орлиным носом, лысым черепом и подрагивающей кожаной пленкой, прикрывающей третий глаз на лбу, он сегодня воплощенное правосудие.
Идет пятый день Малого совета.
Нет, напускное безразличие князей и танов не обманет меня. В зале повисло грозовое напряжение, предчувствие беды, ожидание первого рокочущего удара.
Ленивые, внешне равнодушные взгляды перебегают с меня на Ламберта, который сидит рядом. И снова возвращаются к фэйри во главе стола.
Марций Севрус.
Хранитель Закона. Самый авторитетный судья в мире волшебного народа. Его решение не посмеют оспорить, каким бы оно ни было.
Но я не поэтому сделала все возможное и невозможное, чтобы призвать известного своей нелюбовью к людям и полукровкам князя судьей на наш процесс.
Не только поэтому…
— Так вот, Рори Отступник, — продолжаю я, и регент Хансинора Стормур фрой Трудгельмир стискивает зубы в безмолвной ярости. По его лицу видно, что, в отличие от прочих присутствующих, брат княгини Исы помнит историю клана Детей Темных Вод. — Рори так сильно ненавидел своего отца, что объявил своим истинным отцом по крови и духу второго мужа своей матери — Джека Эверфорда. Баронета Эверфорда, — я делаю ударение на последних словах, чтобы подчеркнуть: приемный отец был человеком. — Рори смешал с ним кровь и отрекся от крови и клана отца почти за двести лет до того, как стал таном Детей Темных Вод. Это не помешало ему…
— Невозможно сравнивать! — не выдерживает Стормур. — Рори родился чистокровным фэйри с Предназначением правителя!
Я ждала подобного. Даже надеялась, что один из присутствующих захочет оспорить мои слова.
— Узы крови сильнее уз родства, — цитирую я один из параграфов, и хранитель закона одобрительно опускает тяжелые веки. — После смешивания крови с баронетом Эверфордом Рори стал монгрелом.
Еще один сложный, спорный случай в тысячелетней истории отношений человеческого и волшебного народов. Один из десятка, которые я рассмотрела раньше, подводя несокрушимое основание под необходимость признать Ламберта таном.
Невкусно, но правителям придется проглотить это.
Регент откидывается на спинку кресла, чтобы наградить меня взглядом, полным тяжелой ненависти.
Мне и раньше приходилось сталкиваться с уродливым высокомерием фэйри по отношению к «смертным», но никогда я не ощущала его так болезненно и ярко. Каждой жилочкой, даже
Единогласное решение, что уже вынесли правители в своих мыслях, гласит: грязным людишкам и их отродьям нечего делать у кормила власти. Они не могут отвечать за фэйри. И сколько бы обратных примеров я ни приводила, как ни убеждала в компетентности и знаниях Ламберта, как ни уважали его сородичи, правители не станут слушать.
К счастью, у нас есть еще Марций Севрус.
— Князь Церы? — изумился Ламберт, когда я предложила ему свой план. — Но почему? Он презирает полукровок ничуть не меньше, чем людей.
— Он служит закону.
— Все судьи служат закону.
— Не так. Закон — его смысл жизни.
Мы поймали его, надменного князя Церы. Поймали в ловушку, столкнули в его душе две веры. Две правды. Веру в превосходство фэйри над людьми. И веру в абсолют закона.
Я знаю, что возьмет вверх.
Закон — бог князя Марция, его суть и стержень. Он не сможет судить неправедно, а значит, дело лишь за моим мастерством юриста.
И прочие правители, наблюдая, как я медленно, но уверенно возвожу башню из несокрушимых доводов и аргументов, осознают это всё лучше.
Оттого они и полны бессильного гнева.
— Почему мы ее слушаем? — пронзительным и сварливым голосом спрашивает Стормур. — Кто она вообще такая?! Рабыня, человечка в ошейнике…
Я киваю, скромно опустив глаза. К этому вопросу я тоже была готова.
— Я — Голос лорда-Стража…
— Подстилка, — подсказывает он.
— Голос, — поправляю я, словно не заметив оскорбления. — Здесь и сейчас я лишь тень лорда Элвина, который пожелал оказать помощь и покровительство Ламберту леан Фианнамайлу в ответ на последующую дружбу фэйри Гэльских холмов.
Мой голос негромок и спокоен, ни тени возмущения или ликования на лице. Я профессиональна и бесстрастна.
Рука Ламберта под столом сжимает мою руку в жесте безмолвной поддержки, и я возвращаю ему рукопожатие.
Мы победим!
Почти победили…
Элисон
Как оказалось, наша гостиница находилась всего в одном квартале от дома Томаса Бакерсона. Так что я не стала терять время — сразу пошла наносить визит стряпчему, с утра. Я бы еще вечером к нему побежала, но было поздно. Неприлично.
Он оказался точно таким же, как в моей галлюцинации. Высоким, полноватым, с приятным лицом и залысинами. Я так обрадовалась этому подтверждению правдивости своих видений, что заранее почувствовала к Бакерсону расположение. Вроде и знаю, что делаю все правильно, но так трудно доверять себе, если все вокруг считают тебя полоумной.
Он выслушал мои сбивчивые вопросы и удивленно поднял брови:
— Откуда у вас такая информация, мисс Майтлтон?
— Ну-у-у… от отца!
Я до последнего надеялась, что он просто не слышал о смерти папы. Конечно, все слышали, наша тяжба с дядей — главный скандал последних трех месяцев. Но вдруг до Бакерсона слухи не дошли. И поэтому он с нами не связался.