Изобретение театра
Шрифт:
Нет. И это МНЕ не подходит.
Единственный выход – не помирать. Не подыхать – единственный выход!
Сегодня мы все – участники рынка, но большинство об этом не знает.
У этики есть одна слабость – она никому не нужна. Но у этики есть одно превосходство – без нее нельзя.
Я бы хотел быть бабочкой, но только в коллекции Набокова.
Потеряны критерии в театре – что такое «хорошо», что такое «плохо». Что «современно», что «несовременно». Где «искусство», где «халтура».
Взять, к примеру, «психологический театр». Большинство критиков считает его «отжившим», «средоточием
Между тем именно психологический театр есть самый трудоемкий, самый сложный вид сценического искусства – безусловный пик художественного изъявления – как авторского, так актерского и режиссерского. Психологический театр сегодня мало кто умеет делать, потому что тут надо уметь применять и К. С. Станиславского, и Фрейда, да и вообще иметь взгляд на человека и на историю. Тут КУЛЬТУРА нужна и собственная боль.
Однако отрицание психологии – сегодня растиражированный принцип, приводящий театр к кризису, к бездуховному и обездушенному состоянию. Сегодня в моде назывное, «знаковое», эпатирующее внешними воздействиями и изысками теапространство. Не Мейерхольд, а мейерхольдовщина. «Мейерхольдики».
В хорошей пьесе все персонажи переплетены меж собой. Так, как у Чехова, ни у кого больше.
Чтобы сотворить новое в театре, совсем необязательно быть «отвязным» юношей с серьгой в ухе, в надбровье, в пупке и в губе. Совершенно ни к чему посещать ночные клубы, дружить с лесбиянками и публично целоваться с педерастами. Так же сомнительны нежные отношения с критикессами из лощеных журналов и беседы с ними за чашкой кофе с употреблением всяких чистейшей воды пижонских слов, типа «гламурно» и «круто».
Можно даже не вращаться в театральной среде и ложиться спать после 11 вечера, не будучи при том наркоманом.
Богема и тусовка в богеме окажутся лишними в случае, если ты творишь новое и при этом не изнываешь от депрессии, абсолютно здоров и адекватен. Держись, чего бы тебе это ни стоило.
Неадекватность – то ли мода, то ли способ мыслить со скошенным сознанием, то ли чувствовать себя превращенным в некое животное, претендующее на звание интеллектуала.
Сейчас таких великое множество развелось, и поскольку к множеству всегда так и хочется примкнуть, то и нового сделалось великое множество, глаза разбегаются и растрепанная душа получает информацию из дурдома, перешедшего все границы и ставшего знаком новых эстетик.
«Прекрасное должно быть величаво». Ой, насмешил!..
Причинно-следственная связь. Не обнаружил ее, проклятую, – хоть застрелись.
Иди – бросай профессию, детка.
Прочитал новую драму в жанре галиматьи.
Первейшая цель жизни – иметь свое театральное дело. Скакать со сцены на сцену тоже нужно уметь, но эта суета малоплодотворна и не слишком радостна. Не стоит распыляться. Не стоит обслуживать чужое. Не за чем тратить себя на единичное изъявление, сохранить которое нет и не будет возможности, – твое «я», внедренное в НЕ ТВОЕ, окажется одиноким и сиротливым, приговоренным к соприсутствию с далеким и часто совершенно несовместимым.
«Бормотальный реализм». «Правда в складках пиджака». «Реплика себе „подмышку“. „У театра и прачечной одни задачи“. И, наконец, „Искусство «сэконд-хэнд“.
Вчера ходил к Мейерхольду. Взял томик воспоминаний о нем и всю ночь, лежа в постели, читал. Кайф. Оторваться невозможно. Хотя читаю все это в пятый или десятый раз.
В «Афинской жизни» Карамзин пишет, устремив свой миссионерско-масонский взгляд прямо на нее: «Все вы Авгуры и боитесь заглянуть в глаза друг другу, чтобы не умереть со смеху. Аристократы, сервилисты хотят старого
То есть выгоды ищут и те и те.
Пушкин: «Я сказал: итак, вы рабство предпочитаете свободе. Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником. Я замолчал, уважая самый гнев прекрасной души».
В чем же прекраснодушие Карамзина?
«Народы дикие любят независимость, народы умные любят порядок, а нет порядка без власти самодержавной». Между тем Пушкин мечтал об «обломках самовластья».
Пушкинский «русский бунт – бессмысленный и беспощадный» вырос из карамзинского неприятия Французской революции с ее гильотиной и демагогией. «Борис Годунов» – прямое художественное продолжение «Истории государства Российского», написанного для чего? Зачем?.. А затем, что надо было дать народу самоощущение народа, а для этого надо – мечта! – превратить Россию в «Палладиум благонравия». Народ без морали есть «чернь» – это уже словечко Пушкина. Следовательно, надо просвещать и царя, и общество с единственной целью – избежать революции. Карамзин – противник любого эгоизма – и дворянского, и крестьянского. Пушкин тоже: «Мы почитаем всех нулями, и единицами себя». Отсюда эгоист Швабрин, эгоист Онегин, эгоист Сальери. Природа человека эгоистична. Значит, нужна попытка изменить человека. Беда (черта) Карамзина в его прагматичном морализаторстве, которое Пушкин-художник отверг, вернее, преодолел, ибо был свободен, как никто. Карамзин сам отошел от «китайских теней» своего воображения и сделал все, чтобы его моральные и политические доктрины были надеты на персонажей – этого Пушкин себе никогда не позволял. Пушкину неприемлемы методы персонификации идей и идеологем. Хотя впоследствии Достоевский и Толстой это тоже делали, и делали весьма классно, ибо были гениальные сочинители.
Цветному свету – запрет. Сними цветные фильтры со всех фонарей. От цветного света исходит пошлая, мнимая театральность.
У попсы есть ролики, но нету шариков.
Истинно свободный человек то и дело говорит себе не «нельзя», а «могу, но не должен». Это и есть ответственность. Это и есть признак высшего таланта. У Шварца в «Золушке» некто Мачеха бросает такую реплику:
– Вот, например, у меня чешется нос, а почесать нельзя. Нет, нет, отойди, Золушка, не надо, а то я тебя укушу. То есть укусить можно, на «укушу» самозапрета нету. Если режиссер с самосознанием Мачехи, он и укусит, и нос почешет.
Книга учета «Нельзя» – плохое слово.
А вот «могу, но не должен», то есть «льзя», но ответственное – основа основ профессии, великое мужество и великая культура.
Театр вполголоса. Театр вполсилы. Театр вполноги. Театр вполмозга. Вполсердца. Вполтеатра.
Имя сценографа плюс имя режиссера. Но вот когда режиссер – псевдоним сценографа – это еще хуже, чем сценограф – псевдоним режиссера.
Кредо художника: кроме себя, у меня ничего нет.
Как сказал Хармс: «Я явление из ряда вон уходящее».
Заметил: коллеги-режиссеры очинно следят за своим внешним «имиджем» – множество бородатых, множество кудлатых. Бородатые – тем самым показывают а-ля-рюс-интеллект. Кудлатые – эмоционально раскрепощены, плохо предсказуемы. Серьга в ухе – свидетельство таланта нового типа, сразу видно – авангардист. Есть так же признаки педераста – тут уже не талант, а гений. Старомодная бабочка умерла. Требуются шарфики, небрежно спадающие с плеч, – знак богемы – и перстни – они придают авторитет. Очки надо выбирать в нетрадиционной оправе, рубахи носить навыпуск, хорошее впечатление оставляют сапоги и незастегнутая на одну пуговичку ширинка.