Изобретение зла
Шрифт:
следующую игру. Но тогда я этого не знал. В черной одежде
был физрук. Он решил всех зарезать ещё на нулевом уровне,
потому что он был трусом.
Врач: Расскажи, пожалуйста, что такое нулевой уровень.
Больной: Есть четыре уровня. Нулевой - это обыкновенная
жизнь, когда никто ещё ничего не знает. Никто, кроме черного
человечка. Черный человечек должен убить девять человек,
тогда он перейдет в следующую игру. И тоже будет черным
человечком. Первый уровень - это когда убивать уже опасно,
все
уровне уже каждый будет охотиться за каждым. А на третьем
уровне в игру уже вступает Машина - и это уже как повезет.
Поэтому, если ты черный человечек и все знаешь ещё с прошлой
игры, то тебе легче всего убить противников на нулевом
уровне.
Врач: Кто убил твоих друзей?
Больной: Он, конечно. Он был черным человеком. А я был
фиолетовым. Мне повезло, что был туман и что меня не было в
палатке. Поэтому я потом убил его.
Врач: Почему ты отказываетшся от любой одежды, кроме черной?
Больной: Потому что теперь я черный человечек - я последний,
кто остался в живых. Скоро начнется новая игра, я должен был
всегда готов.
Врач: Тебе жаль было твоих друзей?
Больной: Да, я даже плакал.
Врач: Тебе нравилось убивать?
Больной: Нет, я только защищался.
Врач: Давно ли ты знал этого человека?
Больной: Физрука, что ли? Четыре, нет, пять лет. Всегда был
хороший парень.
Врач: Тогда почему он начал убивать?
Больной: Потому что включили Машину, разве я плохо обьясняю?
Мы все в игре! Я в игре, вы в игре, каждый в игре! Никто не
может отсюда выбраться!
(запись прерывается)
Арнольд Августович посидел, задумавшись, потом закрыл протокол. Нет сомнения, это обычный бред, вызванный сильным эмоциональным шоком. Сегодня предстояло определить, выздоровел ли больной окончательно.
Он прошел в палату номер четыре, где лежал больной мальчик. Мальчик был одет во все черное. Ему позволили это маленькое отступление от режима, ведь он вел себя как герой.
– Здравствуй, богатырь!
– Здрасте. Только не надо ваших психологических штучек. Я никакой не богатырь.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально. Можно выпускать. За школой соскучился.
Мальчик никогда не станет скучать за школой, - подумал Арнольд Августович, - ведь врет, ведь опять будет врать.
– Хорошо, мы выпустим тебя прямо сегодня, - сказал Арнольд Августович, - сейчас принесут твою одежду.
– Не-а.
– Почему?
– Потому что я сказал, что буду носить только черное.
– Тогда обьясни, почему тебе так нравится черный цвет.
– Просто так нравится.
Арнольд Августович присел на краешек кровати.
– Коля!
– Я не Коля.
– Но ты ведь Коля Крабовицкий, не так ли?
– Так.
– Тогда в чем дело?
– Я черный человек. Я хочу, чтобы меня называли только
– Это очень длинно и неудобно. Может быть, у тебя есть и другое прозвище?
– Тогда называйте меня Краб.
– Хорошо, Краб.
– Не "хорошо, Краб", а просто Краб.
– Если тебе не очень тяжело, - сказал Арнольд Августович, - расскажи ещё раз, как это все было, Краб.
– Не тяжело. Мы поехали в лес, разложили костер...
...Их было девять и физрук со сломанным носом, поехали только самые беспризорные, потому что опасно ходить по ночам в пригородном лесу. Опасно, но все равно многие едут - надо же где-нибудь отдохнуть. Краб сидел и смотрел на огонь, думая обо всем сразу - такое странное чувство, когда смотришь на огонь.
Он вспоминал стихи. Он думал, что должны быть стихи об огне, о том, как приятно смотреть на огонь. Он любил стихи и помнил много стихов - и плохих, и хороших - хорошие он любил повторять про себя, а плохие - вслух, подчеркивая все плохое, что в них есть. Это давало ему приятное чувство превосходства, поднимало в собственных глазах - мол, даже я никогда бы не написал такого.
– Мы поехали в лес, разложили костер, посидели, потом немного выпили, - сказал он.
– Так, немного, не сильно накачались.
– А физрук?
– Он сидел с нами...
– Он всегда с вами пил?
– Нет, конечно. Никто бы ему не позволил. Но тут же была природа, на природе можно...
...Физрук всегда любил носить черную одежду. Иногда он украшал её какой-нибудь цветной мелочью, но основным цветом все равно оставался черный. В этот поход все нарядились разноцветными - странно, но никто даже не удивился этому. Как будто так и надо. Они даже называть стали друг друга по цветам.
Физрук сидел на земле, чуть дальше остальных, и был хорошо виден в свете костра.
Он постукивал пальцем о палец - было видно, что он волнуется, но неясно почему. Иногда он сплетал пальцы и начинал их выворачивать, будто разминая. И часто тер уголок левого глаза - в эти моменты он морщил лоб и казался очень удивленным. На нем были черные джинсовые брюки и черная куртка, застегнутая молнией до половины. Под курткой лежал светлый кулек с чем-то небольшим - физрук всегда любил таскать вещи за пазухой. Потом он вынул нож и было видно, что это настоящий нож...
– Он тоже сидел с нами. Ничего такого особенного не делал. Вначале почти не пил. Потом пошел в палатку спать.
– А что было дальше?
– Так, ничего особенного. Все тоже пошли спать, или почти все, я не знаю.
А я остался сидеть у огня.
– Зачем?
– Мне нравится костер...
...Костер уже почти погас, только голубоватые язычки огня изредка пробегали по переливающимся углям. Костер иногда потрескивал; он почти не освещал поляну перед палатками. Пространство над огнем уже перестало казаться черным и непроницаемым; виднелись силуэты деревьев на той стороне.