Улетели белы гуси,закружился листопад,улетели белы гуси,машет крыльями закат…Лишь тебя не выпускаетцарь лесной из октября.Осень щедрыми мазкамивсё рисует для тебя.Яркокрасные хоромы,золотые купола,на коврах узор багровыйс бледножёлтым пополами янтарные обновы,и рубиновую брошь…Только цвета голубогов тех хоромах не найдёшь.Не дари ей, царь влюблённый,ни атласа, ни парчи,—подари над звонким клёномсинекрылые лучи!Не
упорствуй понапрасну,трон пурпурный не готовь,—не живёт без синей краскинастоящая любовь.
Тихо ходят ходики…
(Сельская учительница)
Тихо ходят ходики,спит в углу печаль.Ты снимаешь ботики,бабушкину шаль.Снова расколдованадЕвица красна…На дворе — колдобины,на дворе весна.Тени пляшут парами,две свечи горят,тенькает гитароюрадиомаяк.За рукою-лебедем,как послушный паж,то быстрей, то медленнейходит карандаш.Девочкам и мальчикамнеуды суля,выпускает галочекстаей на поля…Ой ты, галка алая,лебедю ответь:к витязю удаломукак ему лететь?Тихо ходят ходики,спит в углу печаль,шаль дрожит пуховаяна твоих плечах.По плечам необнятымбродит тишина…На дворе — колдобины,на дворе — весна.
Карусель
По лужам шагает веселый апрель,на детской площадке поет карусель.Поет, что не будет зимы никогда,—навеки за реки ушли холода!А кони по кругу несутся в карьер,и кружится небо, и кружится сквер,Но кони гнедые не верят, как мы,что больше на свете не будет зимы.А если поверят хотя бы на миг,помчат не по кругу, помчат напрямик,помчат вон из парка, из города вонтуда, где им слышится сабельный звон!Но кони по кругу несутся в карьер,и кружится небо, и кружится сквер,и грустные кони не верят, как мы,что больше на свете не будет зимы.
Речь на собственных похоронах в магнитофонной записи
Уважаемые товарищи,Станьте в круг, станьте в круг.Подходите смелее, барышни,Подходи, враг и друг!Не волнуйтесь, за все заплачено —За венки и за гроб.Ваше дело, глаза заплаканыБыли чтоб, были чтоб.Ну, а если рыдать не хочется,Обойдется и так.Лишь не спутайте имя-отчествоВ похоронных речах.Не забудьте сказать, что труженик,Что не вор и не хам,И ступайте спокойно ужинатьПо домам, по домам.А один стоит и не двинется,Головою поник.Размышляет он, с кем бы скинутьсяНа троих, на троих.Я тебе, браток, не компания,Я на то-о-ом берегу…Надо было обмыть заранее,А теперь — не могу.Я теперь из ковша МедведицыПью вино, пью вино.Где-то есть ветряные мельницы,Ну, а мне все равно.Где-то пахнет дерьмом и подлостью,Где-то стон, где-то свист…Я теперь без забот и подданстваМежсозвездный турист.Ну-ка, ушлые, равнодушные,Шире круг, шире круг!Обнимитесь, ноздревы с Плюшкиным,Обнимись, враг и друг!Не волнуйтесь, за все заплачено —За венки и за гроб,И не стоит, глаза заплаканыБыли чтоб, были чтоб.
1968
Кафе
«Фрегат»
(Было такое в Питере на Васильевском, а может, есть и сейчас; мы славно там однажды посидели с Александром Городницким. Заметив знаменитого барда, лабухи на подмостках заиграли «Атлантов» и стали звать автора к микрофону. Александр в ужасе убежал на кухню, и мне стоило немалого труда вернуть его за столик. После чего он сказал музыкантам: «Никогда не играйте мои песни по кабакам!»)
Когда зюйд-вест, надежды вестник,приносит пыль далеких стран,не усидеть тебе на месте,двадцатилетний капитан.Рука привычно ищет шпагу,глаза — подзорную трубу.С друзьями выпей за отвагу,за буйство бурь, за ветра бунт!С тобой бродяги и герои —храбрее нет и нет верней! —но твой корабль не построен,а может, он давно на дне.Дымят не пушки — сигареты,гремит не гром, а барабан…В кафе «Фрегат» плывет по светудвадцатилетний капитан.
1968
Разменяй неразменный рубль
Разменяй неразменный рубль,дорогое лицо забудь.Позовут тебя властно трубыи уйдешь на рассвете в путь.Петухи прокричат ленивоиз-за сонных глухих ворот,и всплакнет молодая ива,провожая за поворот.Будут сосны скрипеть и охатьнад нелегкой твоей судьбой.Будут хлеба скупые крохии с ветрАми неравный бой,будут ветры давить на плечи,пригибая лицом к земле,и напомнит промозглый вечеро надежном, большом тепле.И болот голубые дУхибудут плясками сеять страх,и лавин ледяные рукивдруг обнимут тебя в горах,будет солнце чернеть в угаре,будет вид твой и дик, и груб…Ты — мужчина, и ты шагаешьна возвышенный голос труб!
IV. С УЛЫБКОЙ ПО ЖИЗНИ
Негритянка из Момбофе
или о том, как вредно порой смотреть на часы
Негритянка из МомбофеПозвала меня на кофе.«Поздно…» — молвил я несмело,А она, дрожа всем телом,Мне сказала: «Те-е-емный белый!»
К учебнику русского языка
для иностранцев: о слове «go»
Идут дожди, идут часы,Идут пожарнику усы,Идет трамвай, идет прохожий,Весна идет! Зарплата — тоже…
Эпитафия
Здесь покоится Джон Геллен.Был он из ружья застрелен,И не Геллен он, а Блед!Потому что слово «Геллен» —Это рифма для «застрелен»,А Блед — нет.
Подражание Андрею Вознесенскому
Математика! Мать и мачеха!Я блуждал в ней ребеночком натемно.Полиномы иному, как семечки,А меня теоремы по темечку.Оглушенному — далеко ль до беды?Двойки-лебеди, как стервятники…Я творил заклинания: «Барда-ды!Барда-ды, барда-ды, барда-дым-дым-дым!Ты развейся в дым, математика!!!»
Голубые кони прерий
Голубые кони прерийунесут меня туда,где живет нагая Мэрибезо всякого стыда.Озареньем, откровеньем,вдохновенною игройбудут мне ее колении чела ее покрой.С ней тревоги и печалине заманят в свой капкан,и фантазия отчалитв изумрудный океан.