Изоморф. Дилогия
Шрифт:
Вот, собственно, и все, что осталось от старого травника.
А что же я?
Я снова перевел взгляд на свои состарившиеся ладони. Вспомнил фразу, которую велел произнести Шэд, и глухо выругался вслух. Хриплым, скрипящим, как несмазанная телега, голосом, в котором с еще большим ужасом узнал голос мертвого старика.
Это что же получается… я – теперь он?!
Словно почувствовав мою слабость, из глубины души снова вынырнули непрошенные воспоминания, и я со стоном схватился за голову, когда они с новой силой обрушились на мой и без того измученный разум.
Далекое детство, учеба под руководством травника-отца… отрочество и юность, наполненные бесшабашным весельем… спокойная
Информации было так много, что у меня едва искры из глаз не посыпались от усилий хоть как-то ее сдержать, чтобы сохранить свою собственную личность от разрушения. Я почти тонул. Чужие воспоминания, перемешанные с такими же чужими, но до отвращения настоящими эмоциями, угнетали, подавляли и грозили надвое расколоть мою взвывшую от отчаяния душу. Но через какое-то время поток чужого сознания стал тише, легче и свободнее. Затем ощущение, что меня сейчас раздавит, ушло. А когда я смог отдышаться, поток чужих воспоминаний и вовсе схлынул, оставив после себя чувство непередаваемой горечи, безмерной слабости и неимоверного облегчения от мысли, что эта пытка все-таки закончилась.
– Шэ-эд, – просипел я чужим голосом, с трудом удерживая вертикальное положение. – Шэд… су-у-ука… что ты со мной сделал?!
Рядом раздались тихие шаги.
– Ты хотел быть человеком. И я дал тебе такую возможность.
– В кого ты меня превратил?! Думаешь, ЭТО – предел моих мечтаний?!
Согнувшись в новом приступе безудержного кашля, я выплюнул из себя еще один кровяной сгусток, а затем поднял на собирателя слезящиеся глаза.
Я чувствовал себя бесконечно дряхлым, тяжело больным стариком, для которого даже встать с колен было сродни настоящему подвигу. Все мое тело буквально вопило, что еще немного, и оно задохнется от немощи. Меня шатало, качало. Левый глаз почти не видел. В правом тоже поселилась какая-то муть. Звуки доносились до меня словно сквозь ватную подушку. Боль в груди, правда, поутихла. Кашель тоже унялся. Но я каждой клеточкой своего тела ощущал то самое отвратительное чувство беспомощности, которое успело коснуться меня в прошлой жизни – характерную, неистребимую, день ото дня растущую немощь, которая всегда сопровождала неизлечимую и давнюю болезнь.
Мне было хорошо знакомо это чувство. Я уже успел его изучить и снаружи, и изнутри. Сперва с матерью, потом с собой.
Шэд! Гад ты этакий! Неужели ты не мог найти для меня более подходящее тело?!
Шэд, остановившись в двух шагах, спокойно ответил:
– Тебе незачем переживать, ведь это – всего лишь начало.
– Да пошел ты… – выдохнул я, утерев окровавленные губы дрожащей ладонью. – Нахер тебя вместе с твоими экспериментами! Хватит с меня, понял?!
Со стоном поднявшись, я оперся плечом о мокрую стену и, почувствовав новый укол в груди, непроизвольно прижал к больному месту ладонь. Нащупав разрывы в халате, устало опустил голову, рассматривая кровяное пятно на одежде. Как-то не вовремя вспомнил, откуда оно взялось. Затем собрался с силами, просунул ладонь под ткань, пытаясь понять, насколько глубоки мои раны. И испытал двойственное чувство, когда оказалось, что никаких ран на коже не осталось, а вместо них под пальцами ощущались лишь два тонких шрама, которые наглядно свидетельствовали, что это все-таки не сон.
– Олег… – тихо позвал собиратель, когда я оттолкнулся от стены и побрел прочь, по-стариковски шаркая ногами. – Олег, подожди!
– Заткнись, – прошептал я, не имея ни сил, ни желания оборачиваться. – Отвали от меня, понял?!
Шэд, как
В себя я пришел, если верить внутренним часам, очень нескоро. К тому времени, как я вынырнул из тяжелого забытья, солнце уже должно было выбраться из-за горизонта и обрушиться на мокрые после вчерашнего дождя улицы с удвоенной силой.
Тем не менее, когда я открыл глаза, вокруг было темно. Правда, темнота оказалась мягкой, уютной и дарила приятное чувство узнавания, какое бывает, когда после долгой разлуки встретишь старого друга.
Недовольно пожевав губами, я огляделся и испытал легкое удивление, обнаружив, что валяюсь не посреди загаженной улицы, а лежу в своем старом логове. В реальном мире. На куче загодя припасенного серебра, словно турецкий султан, которому позволительно есть, не выбираясь из роскошной постели, и спать, не выходя из-за пиршественного стола.
Улишши, кстати, тоже были здесь – вились по привычке у меня перед носом. Когда я приподнял голову, они из несолнечных «зайчиков» моментально обратились в маленьких нурров, доверчиво прильнули, потом снова забегали по полу. Наконец, выволокли откуда-то огромный шмат сочащегося кровью мяса и подпихнули поближе, словно говоря: на, ешь.
Я машинально потянулся к еде и только тут обратил внимание, что сделал это по привычке всем телом вместо того, чтобы протянуть руку и просто взять то, что хотел. Еще через пару секунд мой взгляд упал на когтистые лапы. Потом перед глазами заплясал подозрительно бодро трепещущий хвост. Затем до меня все-таки дошло, что я вернулся в свое замечательное звериное тело, и я не заорал от радости только потому, что от избытка чувств горло перехватило.
Господи… счастье-то какое! Улишшики, маленькие вы мои… хвостяра, друг, если бы ты знал, как мне тебя не хватало!
– Ур-р-г-гхр-р-р! – наконец разродился я ликующим ревом, мгновенно подхваченным гулким эхом. Завыл, зашипел, подхватываясь на ноги, и… тут же заткнулся, вовремя вспомнив, что нахожусь не так уж глубоко под землей, и кто-нибудь, проходя мимо, вполне мог услышать мои вопли.
Фух. Ура! Я – нурр, а не умирающий от неизлечимой хвори старикашка! Сумеречный мир опять вижу. Слабости не чувствую. Я снова жив, активен и полон сил. И вообще, чувствую себя замечательно.
Вот только что это было?! Сон? Галлюцинация? Может, у меня случилось помрачение сознания?
Подпрыгнув на месте, пару раз пробежавшись и с радостью обнаружив, что от омерзительной немощи не осталось и следа, я набросился на принесенное малышней угощение и в два счета его проглотил, заурчав от удовольствия. Затем подкрепился монетами. От жадности снова сожрал гораздо больше, чем требовалось. Только после этого окончательно успокоился и на радостях облизал азартно прыгающих вокруг нуррят, благодаря их за заботу.
– Ну что, пришел в себя? – несколько отрезвил меня раздавшийся из-за спины голос.
Что?! Опять?!
Я рывком повернулся, инстинктивно обнажая клыки и ощериваясь на пару с яростно взвившимся хвостом. Однако стоящий у стены и снисходительно взирающий на нас Шэд только усмехнулся. А как только мы приготовились напасть, примиряюще поднял руки, в которых, против обыкновения, не было чудаковатой трости.
– Извини. Я пришел немного прояснить ситуацию. Но если ты категорически против, можем побеседовать в другой раз.