Израильский узел. История страны – история противостояния
Шрифт:
Страна была поделена на три фронта. Фактическим верховным главнокомандующим был Давид Бен-Гурион. Его санкция требовалась для выполнения любых оперативных шагов. Даже переброску роты солдат с одного участка на другой нельзя было провести без его разрешения. Подобная практика сковывала инициативу командиров. К тому же ребром встал вопрос о назначении командующих фронтами. Бен-Гурион, изначально не выносивший в Хагане и Пальмахе «партизанщины» с ее вольным духом и отсутствием дисциплины, хотел назначить командующими бывших офицеров британской армии Мордехая Маклефа и Шломо Шамира. Они, мол, учились военному искусству. Старик (так называли
Начальник оперативного отдела генштаба Игаэль Ядин полагал, однако, что военный талант и интуиция даются от Бога. Если их нет, то никакая учеба не поможет. По его мнению, Игаль Алон, Ицхак Садэ, Моше Кармель и Шимон Авидан, не служившие в британской армии, гораздо больше подходили для роли командующих фронтами, чем Маклеф и Шамир. Но Бен-Гурион стоял на своем. Ядин в качестве крайнего аргумента подал в отставку. Началось нечто вроде первого правительственного кризиса. Была даже создана правительственная комиссия для внутреннего разбирательства. Лишь с большим трудом согласился Бен-Гурион назначить командующим Игаля Алона. Ни разу ему не пришлось пожалеть об этом.
А тут еще произошел эпизод с «Альталеной». После приказа Бен-Гуриона открыть по судну огонь погибли 15 человек. Бегин впал в ярость. Но, пишет Фромер, у этого человека была великая душа, и он не отдал приказ, который мог развязать в стране гражданскую войну…
Арабы попали в ловушку собственной пропаганды. Слишком уж громко возвещали они о своих мнимых победах и не могли теперь идти на попятную. В Египте, в Сирии, в Трансиордании – вообще всюду арабскому населению внушалось, что Совет Безопасности спас евреев, навязав арабам перемирие. Но война, мол, еще не закончена, и следующий ее этап приведет арабов к окончательной победе.
Все это вполне в духе арабской риторики, описанной египетским социологом Халимом Баракатом:
«Арабское общество склонно к велеречивости и патетике, ибо арабы не из тех людей, которые говорят, только когда это служит их целям и планам. Араб выражает свои взгляды и чувства, не задумываясь, пойдет это ему на пользу или во вред. На Западе же люди высказываются, только когда им это выгодно. Такая свободная непосредственность самовыражения в арабском обществе способствует, в частности, разрядке напряженности, являясь как бы катарсисом, очищающим дух. Она дает арабу ощущение, что он преодолел свое бессилие».
Когда 8 июля – еще до истечения срока перемирия – в Негеве возобновились бои, арабам грех было жаловаться. Они сами этого хотели.
Профессор современной истории Тель-Авивского университета. Эли Барнави так представляет дело: арабам пришлось столкнуться с неузнаваемо изменившимся противником. Благодаря интенсивной мобилизации, израильская армия за три недели удвоила свой численный состав и насчитывала уже 60 000 солдат. Надлежащим образом организованная и оснащенная, она отныне представляла собой серьезную силу, которая вскоре перехватила у противника инициативу, чтобы больше не выпускать ее из своих рук.
Начиная с 8 июля, египтяне пытались вновь перейти в наступление на юге, но были отброшены. На севере сирийцы уже не представляли серьезной опасности. Израильтяне взяли Назарет, после чего была очищена вся Западная Галилея. 11
17 июля ООН установила еще одно перемирие, которое должно было продлиться до середины октября. Последняя серия военных действий разворачивалась в основном на юге. С 14 по 19 октября, в ходе операции «Йоав», израильская армия заставила египтян покинуть город Беэр-Шеву и всю западную часть пустыни Негев. Вместо того, чтобы открыть второй фронт, трансиорданский легион (союзники Египта) совершил перемещение к Бейт-Лехему и Хеврону, чтобы заполнить пустоту, оставленную египтянами при бегстве. В районе Фалуджи (северная часть Негева), где израильские войска окружили 4-ю египетскую бригаду, громче всех египтян выражал свое негодование по поводу разложения, которое подтачивает всю его страну, молодой офицер по имени Гамаль Абдель Насер.
Израильтянам оставалось довести до конца освобождение Галилеи на севере (что и произошло 29–31 октября) и Негева на юге. Но операция «Хорев» (25 декабря 1948 г. – 7 января 1949 г.) достигла большего: пять бригад под командованием Игаля Алона перешли государственную границу, проникли на север Синая, на территорию Египта, и стали продвигаться в направлении Эль-Ариша, взятие которого должно было завершить окружение сектора Газа. Это уже было слишком с точки зрения Вашингтона и его союзников, которые опасались крушения арабских прозападных режимов. Опасения были не напрасны. Каир сотрясала волна ожесточенных демонстраций, и 28 декабря премьер-министр Нукраши-паша был убит «братьями-мусульманами». Бен-Гурион уступил международному давлению и отозвал войска. Египетские солдаты, попавшие в окружение в районе Фалуджи, смогли вернуться домой.
Война за независимость завершилась.
Территория Эрец-Исраэль после Войны за независимость
Эта первая арабо-израильская война, пишет Эли Барнави, была самой долгой (девять месяцев) и самой смертоносной для израильтян: погибли 6000 человек (из них 2000 мирных жителей) – иначе говоря, 1 % еврейского населения. Но Израиль выжил. Он вышел из этого испытания с новыми силами, доказав свою потрясающую жизнеспособность, с большей и лучше защищенной территорией, чем та, которая причиталась ему согласно резолюции о разделе Палестины.
В то же время этот первый этап конфликта вверг Израиль более чем на полвека в состояние войны. Несколько сот тысяч палестинцев вступили на путь изгнания. «Проблема беженцев» впоследствии вызрела в международную проблему, возможность решения которой забрезжила только сейчас.
Впрочем, забрезжила ли? Ниже мы рассмотрим и этот вопрос.
Еврейская диаспора с тревогой следила за перипетиями войны, и сотни добровольцев приезжали, чтобы оказать своему государству действенную помощь.
Израиль родился в обстановке двусмысленности, он был антиимпериалистической силой в глазах своих друзей и в своих собственных глазах, но колониальной силой в глазах своих врагов.