Изумрудный свидетель
Шрифт:
Фраза получилась витиеватой и несколько запутанной. Что и требовалось. Девочка хитра и опытна, но большим умом не обладает. Пусть кушает избитые изречения, ведь она даже не читала тех книг, откуда Крячко черпал эти фразы, мотивы и настроения. А ведь писали их талантливые люди. Пользоваться этими сочинениями можно было каждому в рамках собственных жизненных коллизий. У полковника Крячко эти самые коллизии были профессиональными. Столкновения жизненных позиций происходили в общении с преступниками, а не попутчиками в метро.
– У вас богатый жизненный опыт, – заявила Ложкова и поощрительно улыбнулась. –
– Ванда? То-то я чувствую какой-то едва уловимый акцент, – отреагировал Крячко. – И что вы делаете в России? Беженка? Или вас забросило в нашу страну нечто другое? Почему-то мне кажется, что у вас беда. Я могу вам чем-то помочь?
– Вы бизнесмен, большой чиновник? – снисходительно и как-то обреченно поинтересовалась Ванда. – Или Господь?
– Ну-ну! – Крячко расплылся в самодовольной улыбке. – Я в своем министерстве далеко не последний человек. Есть вопросы, которые решать берутся немногие, и я – один из них.
Видимо, у него получилось сыграть самодовольного типа, знающего себе цену и умеющего брать от жизни то, что ему нужно. Собственно, в своей реальной, а не выдуманной для этой проститутки жизни Крячко и в самом деле был хорошим специалистом. Он не покривил душой, когда сказал, что находится на хорошем счету в своем министерстве. Самые сложные дела действительно поручались ему и Гурову.
Ложкова купилась на такое вот деловое очарование своего нового знакомого и потенциального клиента и приступила к исполнению своей роли. Крячко кивал, многозначительно хмурил брови, поддакивал в нужные моменты. Его собеседница разыгрывала несчастную молодую женщину, которой необходимо вытащить из-под следствия младшего брата, упрятанного в СИЗО по злому навету грязного хама, домогающегося ее тела. Потом она увлеклась рассказом о больной матери, ждущей дома кусочка хлеба.
Станислав внимательно ее слушал и вдруг осадил вполне резонным замечанием:
– Вообще-то вот этот пиджачок на ваших плечах, мадам, мог бы прокормить вас и вашу мамашу в течение примерно двух месяцев. Если бы вы устроились на работу, а не просиживали тут непонятно какие деньги, то жизнь ваша изменилась бы в лучшую сторону. Я почему-то уверен в этом. Мать вашу мне, конечно, жалко, но по другому поводу.
– Что? – Ложкова явно опешила, приподнялась и стала нервно вдавливать в пепельницу тонкую дорогую сигаретку.
Крячко сделал паузу и резко проговорил:
– Мать твою… мне жалко, Галя Ложкова, элитная проститутка! И не вздумай вставать! Села быстро на место!
Последние слова Станислава были сказаны с такой угрозой, что опытная женщина мгновенно плюхнулась на мягкий диван, но успела пробежать глазами по залу. Она поняла, что это не клиент. Но кто он и что ему нужно? Есть ли в зале еще кто-то опасный? Не найдется ли тут человек, который сможет ей помочь?
– Я тебе про министерство тут говорил. Так вот это Министерство внутренних дел, – сквозь зубы процедил сыщик. – Я полковник полиции Крячко. Главное управление уголовного розыска Российской Федерации. Не дура, понимаешь, что наш департамент фигней не занимается. Так что сиди смирно и не рыпайся! Разговор есть.
– Я не понимаю!.. – начала было женщина, скривив губы, но Крячко одарил ее таким взглядом,
– Я приехал сюда специально ради того, чтобы встретиться с тобой, подруга! Вляпалась ты в одно дельце, крайне неприятное. Но в нем меня не ты интересуешь. Поможешь, я тебя не трону, откажешься – такой хвост нарисую, что ты из этого дорогого бара на улицу пойдешь. А еще лучше, если вообще на зону. Пора тебе с твоим маникюром рукавицы шить, а то у нас в стране их острый недостаток.
– Чего тебе надо? – зло буркнула проститутка.
– Не хами! Я же сказал, что меня зовут Станислав Васильевич. Ну-ка, вспомни, Галя, на прошлой неделе ты отдалась по большой любви и за немалые деньги одному шкету, который даже внешне не канает под твою обычную клиентуру. Мне этот тип нужен. Ну, кто он?
– Я даже не понимаю, о чем речь. – Ложкова снова закурила и усмехнулась. – Я девушка бедная, честная, несчастная. Меня каждый обидеть может.
– Я сейчас позову опера, который обслуживает эту территорию, – напомнил Крячко. – Как должностное лицо, представляющее вышестоящую для него организацию, прикажу тебя задержать и прошерстить всех твоих подружек, занимающихся такой же благородной работой. Думаю, что у него найдется достаточное количество заявлений, поданных в установленном порядке. Одна проститутка вытащила из бумажника клиента деньги, другая – банковскую карту, третья клофелинчиком балуется, четвертая наркотиками. И так далее, и тому подобное.
– Не пугай, начальник, и не шей чужого…
– Заткнись! Ты что же, думаешь, что мы вас терпим потому, что прижать не можем? Ошибаешься, шалава! Мы вас не терпим, а используем вас для своих оперативных целей. Мы через вас, подстилок, выходим на казнокрадов, воров, продажных политиков и другую шушеру. Когда вы нам мешаете, мы даже не мучаемся и не терзаемся придумыванием поводов для задержания. Мы просто отпускаем вас из-под своего надзора и прикрытия. Вот тогда-то вас точно может обидеть каждый. Обычно так оно и получается. Вас находят в канавах с признаками передозировки, вы опускаетесь до уличных шлюх, ложащихся за копейки под любого урку, откинувшегося с зоны. Вы начинаете воровать и грабить. Вас всегда ждет колючая проволока и «мамки» в бараках. Красиво нарисовал?
Ответа не прозвучало. Крячко и не торопил женщину, понимая, что смириться с зависимым положением бывает не очень просто. Сейчас перед ним сидел вовсе не человек, авторитетный в воровском мире, сломать которого действительно очень сложно. Эта краля, конечно, пытается красиво голову держать, но все равно постоянно находится «под кем-то». Как ни цинично так думать.
– Ты уважения к себе не требуй, – довольно спокойно проговорил Крячко, покуривая и поглядывая в зал. – Пока ты для меня… сама знаешь кто. А вот когда я пойму, что ты человеком становишься, когда увижу, что тебе это все уже поперек горла, тогда тебе сам первый руку протяну. Мы с тобой принадлежим к совершенно разным слоям общества. Я ведь не намерен делать тебе гадости из злости или природной ненависти ко всему живому. Не такой я человек. Но работа есть работа, и правила есть правила. Я тебя шантажирую, хоть это непосвященному человеку кажется мерзостью. А как иначе? Оштрафовать тебя за занятие проституцией? На работу тебе сообщить, в партком?