Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)

Холт Виктория

— Несколько дней! — воскликнула я в полном унынии.

— Боюсь, что да.

Он подошел к стене и дернул шнурок звонка, а я тем временем размышляла: «Что ж, все, что Господь ни сделает — все к лучшему. Я смогу по крайней мере несколько дней побыть в замке».

Я высчитала, что моя комната расположена неподалеку от главной башни. Толщина стены оконного проема оказалась столь велика, что с внешней и внутренней стороны окна образовались два широких подоконника, и для того чтобы посмотреть из окна вниз, мне нужно было встать на цыпочки.

Внизу был виден ров, позади которого простирались бескрайние виноградники и рощи.

Я, несмотря на неопределенность своего положения, не могла удержаться от того, чтобы дать оценку старому замку и всем его сокровищам с профессиональной точки зрения. Точно так же поступил бы и мой отец. Самым важным на свете он считал архитектурные памятники старины, картины у него всегда отходили на второй план. Для меня же самым главным всегда были именно картины.

Просторная комната с высоким потолком тонула в тени, потому что узкие амбразуры окон, как бы живописно они ни выглядели, не пропускали достаточно света. Огромный гобелен почти полностью покрывал одну из стен. На нем среди фонтанов, павлинов и колоннад гуляли галантные дамы и кавалеры — словом, явно шестнадцатый век.

Над кроватью возвышался балдахин, позади кровати я увидела занавесь. Отодвинув ее, я обнаружила типичный для всех французских замков альков. Он был достаточно просторен и походил скорее на небольшую комнатку, где разместились комод, сидячая ванна и туалетный столик с зеркалом. Я увидела свое отражение и неожиданно негромко рассмеялась.

Да, я действительно выглядела не очень привлекательно и мало походила на маститого мастера, имеющего кучу заказов. На лице печать усталости от длительного путешествия, шляпа съехала на затылок, волосы — длинные, густые и прямые, мое единственное украшение, были совершенно скрыты этой шляпой.

Служанка принесла кувшин горячей воды и спросила, не буду ли я возражать против холодного цыпленка и графина местного вина. Я ответила, что это как раз то, что мне нужно, и обрадовалась, когда она закрыла за собой дверь, потому что ее откровенное любопытство напомнило мне о моем безрассудном поступке.

Я сняла накидку и свою одиозную шляпу, вынула все шпильки и заколки, и волосы упали свободными волнами. Вид мой сразу изменился: теперь я выглядела не только моложе, но и более беззащитной, ранимой. Куда девалась уверенная в себе женщина, прекрасно знающая свое место в жизни, которую я пыталась изображать? Я очень гордилась своими волосами. Они были темными, но присутствие каштанового оттенка оказалось столь велико, что в лучах солнца они отливали медью.

Я вымылась с головы до ног в ванне и почувствовала себя заново родившейся. Надела чистое белье и серую юбку из мягкой шерсти со светлой кашемировой блузкой, хорошо сочетавшейся с ней по цвету.

Я любила комбинировать и смешивать различные цвета ради интереса, но никогда не экспериментировала с предметами своего туалета. Легкие блузы, в которых я работала, всегда были сшиты из ткани скучного коричневого цвета и казались так же просты и непритязательны, как те, которые носил мой отец. Иногда я трудилась и в его блузах, хотя они были мне несколько

широковаты.

Я — как раз застегивала блузку, когда раздался стук в дверь. Я быстро глянула на себя в зеркало, стоявшее на туалетном столике. Мои щеки немного разрумянились, а с распущенными волосами, которые рассыпались по спине и накрыли меня наподобие накидки, я выглядела совершенно не похожей на ту безликую женщину, которая утром явилась в этот дом.

— Кто там? — спросила я.

— Мадемуазель, ваш обед. — В комнату вошла служанка.

Придерживая одной рукой волосы, я другой откинула занавес.

— Оставьте там, пожалуйста.

Она поставила поднос и вышла. Только теперь я поняла, как голодна. Ножка цыпленка, несколько булочек, еще совсем горячих, масло, сыр и графин вина. Я села и принялась есть. Это было прекрасно. Местное вино из винограда, который рос в окрестностях замка. От еды и вина меня немного разморило.

Я почувствовала, как меня начинает одолевать сон, закрыла глаза и тут же возникло ощущение, что я снова трясусь в поезде. Я стала думать о жизни в самом замке и за его пределами. О местных жителях, которые выращивают виноград и потом радуются хорошему урожаю. Вспомнила женщину, сошедшую вместе со мной с поезда, и подумала: интересно, кто у них родился — мальчик или девочка? Мысли мои начали путаться, и сладкая истома охватила тело.

Я спала и видела сон, что нахожусь в картинной галерее, пытаюсь очистить картину и под моими руками на холсте проступают такие яркие цвета, каких я никогда раньше не видела, — изумрудный, пурпурно-красный и золотой…

— Мадемуазель…

Я машинально поднялась с кресла и в первый момент не сразу могла понять, где нахожусь. Передо мной стояла невысокая худенькая женщина. Ее пепельно-серые волосы были уложены в локоны, взбитые и приподнятые в тщетной попытке скрыть их довольно небольшое количество. Любопытные серые глаза внимательно изучали меня из-под насупленных бровей. На ней была белая сатиновая блузка, отделанная бантиками, и темно-синяя юбка. Она нервно теребила розовый бантик, расположенный на вороте блузки под самой шеей.

— Простите, я, кажется, заснула, — сказала я.

— Вы, должно быть, очень устали с дороги. Господин де ла Таль попросил меня проводить вас в галерею, но, может быть, вы хотите еще отдохнуть…

— О нет-нет! Который час?

Я посмотрела на золотые часики, когда-то принадлежавшие моей матери, которые были приколоты к блузке. Когда я наклонила голову, волосы упали на лицо, и я почувствовала, как мои щеки вспыхнули румянцем. Торопливым жестом я отбросила их назад.

— Очевидно, я так устала, что незаметно для себя заснула. Ночь в поезде, вы понимаете…

— Конечно, ничего страшного. Я зайду за вами позднее, мадемуазель… Лоусон? Я правильно назвала вашу фамилию?

— Да.

— А я мадемуазель Дюбуа, гувернантка.

— О, я не знала… — И тут я замолчала.

А почему я, собственно, должна знать обитателей этого замка? Мысль о распущенных по спине волосах доставляла мне некоторое неудобство и беспокойство. Я почувствовала себя в присутствии мадемуазель Дюбуа неловко.