Извилистые тропы
Шрифт:
Далее Фрэнсис наставляет своего ученика, как следует вести себя при дворе: не вмешиваться в дела, которыми надлежит заниматься чиновникам, гофмаршалам и гофмейстерам, однако зорко следить за тем, чтобы король не стал жертвой злоупотреблений. «Но ни в шутку, ни всерьез не склоняйте Ваш слух к речам льстецов и подхалимов, которыми кишат все королевские дворы. Они подобны мухам, которые не только жужжат возле уха, но и заражают и губят все вокруг».
Заключает он письмо Джорджу Вильерсу предостережением:
«Вы служите милосердному и доброму государю, однако не должны пренебрегать благородным и наделенным множеством талантов принцем; любите его, как восходящее солнце, но не в такой мере, чтобы вызвать ревность у его отца, который так возвысил Вас; и точно так
Казалось бы, это наставительное письмо вполне могло занять все часы досуга генерального прокурора, проводившего лето 1616 года в Горэмбери; но нет, его ум не знал отдыха, и он, надо думать, не под давался «губительной привычке спать после обеда или в четыре часа дня». Почему бы не пересмотреть всю систему права Англии, что не только принесет пользу стране, но и — если король согласится с предлагаемыми поправками — в очередной раз разозлит лорда верховного судью Коука, который был с июня временно отстранен от должности за то, что придерживался некоторых сомнительных доктрин в юриспруденции, которые не одобряли ни его величество, ни тайный совет. Такова была официальная версия его отстранения. К тому же лорд верховный судья вмешался в дело Сомерсета, предъявив графу необоснованные обвинения в изменнических действиях.
Перо Фрэнсиса — или его секретарей — трудилось без устали: то он писал наставления Джорджу Вильерсу, то поправки к законам, то эссе, то редактировал большой трактат, над которым сейчас работал — «Novum Organum», — то, возможно, просматривал какой-то из своих латинских опусов, к примеру «Описание умственного мира» или «Теория неба». Возможно, послеполуденное рассеяние вызывалось движением планет, а не задержавшимся в желудке легким обедом, который требовал моциона, и Фрэнсис отправлялся на прогулку в парк или сад; его молодые помощники уставали гораздо скорее, чем он, а его ничто так не освежало, как прогулки по любимому саду. «Сад должен радовать нас круглый год… В июле расцветают левкои самых разнообразных расцветок, мускусные розы, липа, из фруктов поспевают ранние груши и сливы… В августе сливы всех сортов, персики, горох, барбарис, лесные орехи, мускусные дыни, распускаются разноцветные акониты…» Теперь он уже не так увлекался декоративными водоемами, как несколько лет назад. «Фонтаны прекрасны, и они освежают, а от водоемов один вред, сад становится нездоровым, всюду разводятся мухи и лягушки…» Мы мысленно видим, как он разгоняет своей высокой шляпой жужжащих насекомых или отмахивается от них носовым платком. «Главное, нужно устроить так, чтобы вода не застаивалась, а всегда текла… стоячая вода зеленеет, краснеет, буреет, зарастает тиной, гниет. Кроме того, фонтаны нужно каждый день чистить вручную; хорошо, чтобы перед чашей фонтана были ступеньки, а земля вокруг красиво вымощена. Что до другой разновидности фонтанов, которые можно назвать бассейнами, то они могут быть очень причудливы и красивы, но мы сейчас на них отвлекаться не будем».
Плесканье молодых джентльменов в водоемах Горэмбери явно не поощрялось. Подобное времяпрепровождение граничило с распущенностью…
В общем и целом каникулы оказались долгими и приятными, да и год прошел неплохо. Процесс над графом Сомерсетом, в ходе которого могли возникнуть нежелательные осложнения для его величества, был проведен вполне честно и достойно; Сомерсет был удален со сцены, но жизнь ему сохранили, равно как и его супруге. С новым фаворитом виконтом Вильерсом Фрэнсис связывал большие надежды, и если королевский любимец будет прислушиваться к советам, которые ему дают, это не принесет монарху вреда, скорее наоборот, и он может оказаться бесценным помощником. Детская враждебность принца Чарлза скоро пройдет, недавно он облил фаворита водой в Гринвиче, но это всего лишь мальчишеская проказа, хотя король влепил
Во время новой сессии предстояло заниматься множеством мелких незначительных дел, но было и одно важное — разобраться в деле лорда верховного судьи и решить его будущее. Лорд Коук опубликовал отчеты по нескольким сотням дел, разрешенных в судах, и в этих решениях он усмотрел проявления правовых подходов, несовместимых с правами короны, церкви и самих судов. Ему приказали исправить или удалить из текста все утверждения, которые могли быть оценены как ложные или вызывающие сомнения, и временно отстранили от должности. Второго октября лорд-канцлер Элсмир и генеральный прокурор по повелению короля запросили его о том, были ли исправлены эти ошибки. Коука трижды официально вызывали в тайный совет для дачи показаний по его отчету, и после этого пункты, по которым остались разногласия, были доложены его величеству.
Генеральный прокурор, который мог бы, как ожидалось, обрушиться на своего давнего противника со всей суровостью, «проявил по отношению к нему гораздо больше уважения, чем все остальные», сообщил Чемберлен в своем письме от 26 октября. «Что до речей, которые он произносит в его поддержку, то это речи человека редкой учености и необыкновенных талантов, такого не каждый день встретишь, да и не так часто они вообще на свет рождаются».
На предварительных слушаниях в июне, когда лорда верховного судью отстранили от должности, Фрэнсис был не столь мягок; но то, что он относился с уважением к своему бывшему сопернику, явствует из пассажа, который он написал во время долгих каникул в «Предложениях по усовершенствованию законов Англии»: «Если бы не отчеты сэра Эдварда Коука, — которые, возможно, содержат ошибки и некоторые выводы в них слишком категоричны и юридически не обоснованы, тем не менее есть и правильные решения и постановления по судебным делам, — то наше нынешнее законодательство уподобилось бы судну без балласта».
Возможно, была и еще одна причина снисходительности, которую Фрэнсис проявил в октябре, на него произвело сильное впечатление поведение супруги Коука, леди Хаттон, которая, как писал Чемберлен, решительно встала на сторону супруга и «горячо доказывала его правоту перед членами тайного совета, чем стяжала себе добрую славу». Леди Хаттон, которая ссорилась с лордом верховным судьей все девятнадцать лет их совместной жизни, теперь, когда он попал в беду, проявила себя по отношению к нему преданной супругой.
Но все оказалось напрасно. Король, по только ему ведомым причинам — возможно, потому, что лорд верховный судья вмешался в процесс над Сомерсетом, или потому, что, как всем стало известно, он подверг сомнению королевские прерогативы, — решил сместить Коука, и на третьей неделе ноября Коук был отставлен. Это известие «ввергло его в горе и слезы», как докладывал своему приятелю Джон Чемберлен. На место Коука генеральный прокурор рекомендовал сэра Генри Монтегю, который и стал его преемником. Что касается леди Хаттон, ее преданность мужу исчерпала себя, и она покинула его резиденцию в Стоуке, забрав все свои вещи, а оставленный супруг удалился в свое поместье в Норфолке.
Теперь, когда сцена освободилась, генеральный прокурор получил возможность заняться другими насущными делами, но сначала надо было написать письмо виконту Вильерсу, который в день отставки верховного судьи Коука слег с простудой.
«Мой добрый господин, я очень встревожен вестью, что Вы не совсем здоровы, ибо Ваше недомогание лишает меня радости, а без Вас я и вовсе не желаю жить на свете… Мой добрый господин, еще раз умоляю Вас: берегите себя; и да будет Вам известно, что от простуды умирает больше людей, чем погибает на войне, как утверждает Карданус [23] . Да хранит Вас Господь вечно.
Преданный и верный слуга Вашей светлости».
23
Джероламо Кардано (1501–1576) — итальянский врач, математик и астролог.