Извини, парень
Шрифт:
... Нет, положительно здесь преинтересно! Только если сюда зачастит мужчина... Не нарушит ли он "экологию" клуба?
Лина закончила петь и, поклонившись, опять легко сошла с эстрады, не опираясь на руку администратора.
Касьян отбил ладоши, хлопая Лине, потом шепнул Олику, чтобы она сидела и не двигалась, выскочил из клуба, провожаемый изумленными взглядами.
На углу он, не торгуясь, купил розы на длинных стеблях, сколько, не считал, благо, деньги были, и ринулся обратно.
Лина сидела за столом с Оликом, и они о чем-то беседовали.
Касьян разлетелся и, склонившись
Он увидел, как расцвело её лицо, став совсем молодым и совершенным, и это было наградой для него.
Она, мило поблагодарив и потушив радость, сказала.
– А мы с Оленькой говорили о том, как хороши некоторые старые песни! Я составила репертуар из старья, - она улыбнулась, - как и я сама, но кое-что будет совсем новое.
Она обернулась на тапера.
– Наш Би (Ага, этот - БИ, ну, дают ребята!) - настоящий композитор. Приходите через недельку, мы, надеюсь, уже развернемся, и вы увидите всю нашу программу... ... По-моему, это нежно завуалированное приглашение на выход, - подумал Касьян и, ещё раз поблагодарив Лину за доставленное наслаждение, потянул Олика из клуба.
Она не хотела, но он выразительно посмотрел на неё и, надувшись, она все же последовала за ним.
Их провожали, как дорогих гостей.
Они вышли на улицу, ещё светлую, в клубе Касьян и Олик пробыли недолго, но впечатление было такое непонятное, что говорить об этом сразу не хотелось.
Только отойдя уже довольно далеко, они вернулись в разговоре к "БАМБИНО".
Олик настаивала на том, что клуб - вполне респектабельное заведение, что Лина - настоящая светская дама и актриса, что Олик её узнала.
Касьян сказал, урезонивая ее: но ведь я ни в чем их, а тем более Лину - не обвиняю!
– Но я же тебя знаю!
– почти кричала Олик.
– Ты всех подозреваешь! Тебе везде видятся преступники!
– Я не считаю их преступниками. С чего ты взяла?
– отбивался Касьян.
– А Лина - просто прелесть! Только чем они там занимаются? Вернее, чем занимаются их мальчики? Я-то, честно говоря, думаю, что они...
– тут он замолчал, потому что Олик демонстративно заткнула уши пальцами и потому, что ей совсем не нужно знать, что думает он по поводу их занятий.
– Но мы ещё сходим туда? уже примирительно потом спросила Олик.
– Обязательно, - откликнулся Касьян.
Но вскоре наступили иные времена.
В "БАМБИНО" же, после их ухода, опять начался некоторый раскардаш: каждый высказывал свое мнение.
Одна часть настаивала на том, что парочки и даже мужчины, могут приходить в клуб, но с них надо брать двойную плату за вход...
В это время в зал вошла, всем показалось, девочка из приличной семьи хрупкая, невысокая блондиночка.
Ее ввел Стас.
На гостье была небольшая синяя шляпка с маленькими твердыми полями и муаровой лентой - такие носят в некоторых английских колледжах. Синяя расклешенная юбочка - не длинная и не короткая, колени наполовину прикрыты, - и маленький синий жакетик, на который был аккуратно выложен белоснежный пикейный воротник.
Из-под шляпки до бровей доходила густая челка изумительного платинового цвета, прическа была - длинноватое каре.
Личико у неё было остренькое, бледное, с тонкими,
Минутный всеобщий ступор прошел, каждый постарался привести себя в чувство после лицезрения такого необыкновенного создания.
К ней незамедлительно подскочил все тот же самый быстрый Саша-Эл.
Он весело сыпал словами: куда она хочет сесть и где ей будет уютнее? И что она хочет: что-нибудь съесть или выпить, или только кофе? У них отличный торт "Наполеон"... И какую музыку она любит, и вообще, будьте как дома, ни на кого не обращайте внимания. Нравится быть одной - будете одна, никто вам не помешает, а если захочется поболтать, то он или кто-нибудь другой из клуба, может составить ей компанию, если она не против... (Саша потом говорил, что мурашки по шкуре пошли, когда она подняла голову и взглянула на него голубыми, узкими, совсем змеиными глазами и улыбнулась. Ну, как кобра, ребята, клянусь мамой, - он так вошел в роль восточного человека, что даже с ними начинал сыпать присловьями Кавказа, - я испугался. Подумал, может, иностранка, а она чисто по-русски говорит: не беспокойтесь так, я сяду здесь и осмотрюсь, а вы, если не сложно, принесите мне кофе и рюмку коньяку! А у нас коньяка - нет! Видели, как я улетел?
Девица села за столик в углу, лицом к залу, и принялась пить Коньяк, медленно потягивая из рюмки.
Она с откровенным любопытством осматривала зал и всех, кто там находился.
И первой была Лина, которая уже уходила, когда девица уселась за столик.
Они взглянули друг другу в глаза: изумрудные, сверкающие, и узкие светло-голубые, не сверкающие и не сияющие, а источающие какой-то холодный ледяной отсвет, - скрестились и, возможно, многое сказали и многое узнали, но о том - молчание, потому что слов-то не было въяве.
Но мнение у каждой создалось сразу. ... Какая красавица и аристократка, с завистью подумала Александра-Кика (ибо это была она!), но тут же сказала себе, успокаиваясь и с усмешкой, - Но стара, мать, - стара!
Лина же удивилась: как может сочетаться в женщине прелестный облик и явственные волны холода и опасности, идущие от нее. И Лина ещё подумала: испортит она наших мальчиков... ( Вообще, проблема морали и моральности их предприятия - мучила не только В.Н. и Ирину, но и Лину.
Пока они создавались, носились с ремонтом, переделкой-перестройкой, планами, даже созданием шоу - все это было похоже на игру, и они все заигрались, как несмышленые дети, не думая о том, во что обязана превратиться эта игра. По их же замыслу.)
Лина ушла. Если перед той симпатичной парочкой ей просто захотелось спеть, захотелось посидеть с ними, то от этой женщины хотелось тут же уйти. И, конечно, она не девчушка, какой показалась вначале.
Посмотрев ей в глаза, Лина поняла, что дамочке этой или около сорока или даже за сорок - выдавал взгляд, - не лицо.
А в зале вокруг новой посетительницы создался тихий круговорот.
Витюша превзошел себя, играл и пел все подряд - от "Осени" Шевчука, через Гребенщикова, - до английской военной "Ту Типерери"...