Извращённая ложь

Хуан Ана

Дверная ручка соскользнула с моей руки.

"Отлично." Слово вырвалось прежде, чем я успела передумать. "Я пойду."

Хотя бы для того, чтобы доказать, что я не так слаб, как думал мир.

Никакой улыбки, но сияние опасности потускнело, и остались лишь тлеющие угли. "Хороший. Сорок минут».

Мои губы сжались. «Ты, без сомнения, самый невыносимый таймер обратного отсчета, который когда-либо существовал».

Смех Кристиана последовал за мной в мою комнату, где я перерыла шкаф, прежде чем остановилась на шелковом камзоле под блейзером, джинсах

и бархатных балетках.

Нервы одолевали опасения, но я сохранял нейтральное выражение лица, когда вернулся в гостиную.

Хладнокровный, спокойный, собранный.

Кристиан не сказал ни слова, когда увидел меня, но его взгляд прижался к моему телу так, что согрел меня изнутри.

Мы ехали в галерею в тишине, если не считать мягкой классической музыки, льющейся из динамиков. Я была благодарна, что он не пытался завязать разговор. Мне нужно было собрать всю свою энергию для вечернего выхода, когда мое тело уже было в режиме домашнего расслабления .

Мои нервы усилились, когда в поле зрения появилась галерея.

Я в порядке. Ты в порядке. У нас все в порядке.

Я была с Кристианом, и мой преследователь не стал бы нападать на меня посреди публичной вечеринки.

Я в порядке. Ты в порядке. Мы в порядке, повторила я.

К счастью, на открытии галереи было меньше людей, чем на сборе средств. Было максимум три дюжины гостей, среди которых были как творческие люди, так и люди из высшего общества. Они слонялись по абсолютно белому пространству, тихо разговаривая за бокалами шампанского.

Мы с Кристианом ходили по комнате, болтая обо всем, от погоды до сезона цветения сакуры. Я вмешался, где мог, но, в отличие от сбора средств, я позволил ему взять на себя инициативу.

Я слишком устала, чтобы быть остроумным и очаровательным, хотя было приятно снова оказаться на публике, впервые за неделю.

Я оставалась рядом с Кристианом, пока не приехал Вятт с женой.

— Делай то, что должен, — сказала я. «Я собираюсь проверить остальную часть выставки».

Я никак не могла слушать их разговоры о делах, не засыпая.

— Прерви меня, если я тебе понадоблюсь. Кристиан пронзил меня мрачным взглядом. — Я серьезно, Стелла.

"Я буду." Я не буду. Мысль о том, чтобы прервать кого-то посреди разговора, вызвала у меня крапивницу. Это было неловко и грубо, и я предпочла бы броситься в ледяной бассейн посреди зимы.

Пока он разговаривал с Вяттом, я пробиралась по выставке по одной части за раз. Художник Мортен (только имя) специализировался на абстрактном реализме. Его картины были пышными, иногда запоминающимися и всегда красивыми. Смелые мазки цвета изображали самые темные эмоции: ярость, зависть, вину, беспомощность.

Я остановилась перед холстом, наполовину спрятанным в углу. На нем великолепная молодая девушка смотрела в сторону с задумчивым выражением лица. Ее лицо было настолько

реалистичным, что могло бы сойти за фотографию, если бы не полосы цвета, стекающие по ее щекам на ее абстрактный торс. Полосы слились в темную лужу воды в нижней части картины, а ее черные волосы откинулись от лица и растворились в изображении ночного неба.

Картина была не такой большой и яркой, как другие картины, но что-то в ней тронуло мою душу. Может быть, это было выражение ее глаз, как будто она мечтала о рае, которого, как она знала, она никогда не достигнет. Или, может быть, это была меланхолия всего этого — ощущение, что, несмотря на ее красоту, в ее жизни было больше темных дней и одиноких ночей, чем радуги и солнечного света.

— Тебе нравится этот. Голос Кристиана вывел меня из задумчивости.

Я так долго смотрела на картину, что не поняла, что он закончил разговор с Уайеттом.

Я не оборачивалась, но тепло его тела обволакивало мое, а руки покрывались мурашками. Это был парадокс, очень похожий на человека, стоящего позади меня.

"Девушка. Я…» Относитесь к ней. «Думаю, она красивая».

"Она." Мягкий, многозначительный спад в его голосе заставил меня задуматься, говорит ли он о картине или о чем-то другом.

Семя осознания расцвело при этой перспективе, и оно только выросло, когда он положил руку мне на бедро. Это было так легко, что это было скорее обещанием, чем прикосновением, но все равно взволновало меня.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз хотела прикосновения парня.

— Вы закрыли сделку? Подвох в моем голосе звучал болезненно очевидно в этом тихом уголке, где не существовало ничего, кроме тепла, электричества и предвкушения.

Яркие огни потускнели, затем исчезли в темноте, когда мои глаза закрылись от медленного движения руки Кристиана вверх по изгибу моего бедра к талии.

Его мягкое урчание удовлетворения пронеслось по моему телу и засело глубоко внутри.

"Да." Он провел рукой по другой стороне моей талии, прежде чем та тоже уперлась в мой бок.

Я не должна был закрывать глаза. При отсутствии визуального отвлечения он поглотил меня. Мой мир сузился до веса его рук на моей коже, его запаха в моих легких и бархатистой ласки его слов, когда они спускались вниз по моей шее, по моей ноющей груди, и до пульсирующей потребности между моими бедра.

Мое прежнее раздражение по отношению к нему исчезло, сменившись желанием настолько яростным и неожиданным, что у меня перехватило дыхание.

— Ты все еще думаешь о картине, Стелла? Знающее веселье переросло во что-то более темное, более злое.

Прикосновение рта Кристиана к моей шее вызвало новую волну мурашек по моей коже.

Тихий стон вырвался из моего горла и вырвался непрошено в густой томный воздух.

Унижение вспыхнуло на моей коже, но оно тоже испарилось, когда он скользнул рукой от моей талии к моему животу. Его костяшки пальцев прошлись по шелку моего топа, чуть ниже грудины, чуть выше джинсов.