К чему приводят шалости

Маркова Анастасия

Прилетевший на зов ветерок помог мне избавиться от паутины по углам и на люстре, застелить кровать, разобрать вещи и еще много чего полезного. Вытирать пыль и мыть пол мне пришлось уже собственноручно. Продолжить использовать магию не позволило возникшее головокружение. Однако дел к тому времени было переделано немерено.

Солнце близилось к закату, когда я закончила с уборкой. В комнате стало гораздо уютнее. На кровати лежало цветастое покрывало, сшитое мамой из лоскутов, на полке ютились художественные книги и пару пылесборников в виде бронзовых фигурок. Новые плотные шторы радовали глаза.

Я легла на постель в надежде расслабиться, но каждая клеточка

была напряжена. Пришлось сесть. В этот миг раздался стук в дверь. Судя по тяжелым ритмичным ударам, меня решила проведать Генриетта, с которой у нас началась полоса размолвок.

Я соскочила с кровати и бросилась открывать.

– Слушай, да у тебя тут целые хоромы, – с восторгом произнесла подруга, переступив порог и оглядевшись. – У меня не так просторно. Тебе повезло. Мне досталась комната по соседству с Рейчел. Стены здесь толстые, но даже они не спасли мои уши от визгливого голоска Саливан и злобного рыка Кросби. Слышала бы ты, как они ругались, – сетовала Генриетта, недовольно покачивая головой.

Я пересекла комнату и опустилась на кровать. Подруга последовала моему примеру.

– Почему они разошлись? Кто стал инициатором? – мне до сих пор не верилось, что эта крепкая парочка разбежалась.

– Разве сама не догадалась? Конечно, Рейчел. Зачем ей Алекс, если есть возможность заполучить покрупнее рыбешку? Видела, как она сегодня разоделась? Думаешь, так просто? Эта блондинистая гадюка ничего не делает бесцельно. У нее каждый шаг просчитан наперед. Только как бы она себя не перехитрила.

Недовольство Генриетты поведением Саливан напомнило мне о ее собственной выходке.

– Кстати, что это сегодня было? – серьезным тоном начала я и пристально посмотрела на подругу.

– Что? Когда? – она не выдержала и встала с кровати.

– Твоя прическа, модное платье, макияж. Ради кого столько стараний? Неужели ты запала на Лонагана?

– Даже если так, что в этом плохого? – с вызовом спросила она, чуть вздернув подбородок.

– Ничего, просто, мне кажется, он немного староват для тебя. Сколько ему? Тридцать пять?

– Тридцать! – уверенно заявила Генриетта.

В любой другой момент я бы улыбнулась скорой осведомленности подруги, но ее враждебный настрой заставил меня не на шутку разволноваться.

– Что тебя привлекло в нем? – вкрадчиво поинтересовалась я, надеясь, что разговор о понравившемся лэре остудит пыл Генриетты.

– Не знаю, – отрезала она, явно не желая вдаваться в подробности.

– Ладно, не кипятись. Я поняла, что тема пока закрыта. Может, тогда расскажешь, почему рвалась на границу?

– Не могу.

– Ты раньше ничего от меня не скрывала, – как бы я ни старалась, мне не удалось утаить печаль в голосе.

– Знаешь, Мередит, ни тебе меня упрекать! Ты тоже раньше ничего от меня не скрывала. До нынешнего апреля я знала о тебе буквально все: о твоей увлеченности Кросби, о твоем первом поцелуе с хлюпиком с целительского факультета в День влюбленных, о приставаниях бывшего декана. В конце концов мне были известны твои самые сокровенные мечты. А теперь я уже не один месяц жду от тебя маломальского признания или хотя бы какого-нибудь объяснения твоему странному поведению. Неужели думаешь, никто ничего не заметил? Заметили. И не одна я! Ты же со Дня шалостей и пакостей сама не своя. Словно Моррис по голове пыльным мешком тебя саданул с перепугу или же проклятие на тебя наслал. Но твой фон чистый. Будь на тебе проклятие, я бы сразу заметила.

– А что со мной не так? – спросила я с плохо разыгранным недоумением.

– Все не так. Сначала ты стала

пропадать по вечерам, но перед выходом по десять раз перебирала гардероб, жаловалась на отработку, но бежала на тренировки сломя голову, а возвращалась с них такой довольной, словно тебя медалью наградили. Из тебя плохая актриса, Мэр, – Генриетта поморщилась и с меньшим пылом вновь заговорила: – Да и чувства ты не умеешь прятать. Стоило тебе попасть в дом к Моррису, твое отношение к нему изменилось в корне. Ты начала готовиться к его лекциям с невиданной прилежностью, на занятиях не сводила с него глаз. Ты никогда не вставала на его защиту, но я видела, как ты злилась, когда адепты плохо высказывались о нем. И знаешь, что самое интересное? Теперь все это повторяется. Стоило мне намекнуть на неслучайность назначения принца Тейлора, ты разозлилась. Помимо этого ты снова смотришь влюбленными глазами, только на этот раз не на магистра Морриса, а опять-таки на принца Тейлора. Была б ты ветреной, Мэр, я б не придала этому значения. Но ты не такая. По Кросби вон три года вздыхала, никого другого вокруг не замечала. И чтобы внезапно в тебе произошли кардинальные изменения? За четыре месяца сменить три объекта симпатии! – повысила она тон. – Маловероятно. Понимаю, прозвучит бредово, но мне начинает казаться, что наш бывший преподаватель по боевой подготовке и эта титулованная особа – одно лицо. И ты каким-то образом узнала об этом тем вечером. Только ничего не отрицай, Мэр. Бесполезно. Ты все равно не переубедишь меня. Фух! – выдохнула подруга. – Выговорилась, даже легче на душе стало.

– Рита … Ты права… – отрицать не имело смысла, если я не хотела окончательно все разрушить.

– Твоим поступкам и всей недосказанности я вижу только одно оправдание – печать молчания. Уверена, так и есть.

– Снова в цель, – подтвердила я ее теорию.

– Наверное, мне давно нужно было высказать накопившееся, а не подвергать нашу дружбу испытаниям. Я ведь и правда в какой-то момент подумала, что больше тебе не подруга, – ее голос задрожал, а на глаза набежали слезы.

Я резко вскочила с кровати и заключила Генриетту в объятия.

– Глупая. Ты моя единственная подруга и навсегда ею останешься.

– Ловлю на слове, – с широкой улыбкой проговорила Генриетта, отстранившись от меня, а затем по ее лицу пробежала тень. – Хочешь – обижайся, Мэр, хочешь – нет, но лучше бы ты продолжала увлекаться этим тупоголовым Алексом. С ним у тебя больше шансов, чем с Его Величеством. Между вами столько преград, что ни одни чувства не выдержат их преодоления. К тому же тебе придется сильно постараться, чтобы обратить на себя его внимание. Только не переусердствуй. Знаешь, оставайся собой – это лучшее, что ты можешь сейчас сделать, – после этих слов подруга замолчала, но стоило ей бросить взгляд на часы, воскликнула: – Ох, ничего себе! Начало двенадцатого. Я бы с радостью с тобой поболтала еще, но пора ложиться. Спокойной ночи, подруга! – пожелала Генриетта, произнеся последнее слово с намеренной подчеркнутостью.

– До завтра! – бросила я в ответ и через мгновение осталась одна.

Несмотря на поздний час, сна не было ни в одном глазу. Эту проблему мог решить свежий воздух, однако открывать окно и высовывать в него голову меня не прельщало. После недолгих раздумий я накинула на плечи шаль и покинула комнату.

Ноги сами привели меня на балкон, что я заприметила, когда возвращалась с собрания. В лицо тут же ударил теплый воздух. Улыбка незамедлительно коснулась губ. Я подошла ближе к надежным балконным прутьям, взялась за одну из них рукой и закрыла глаза.