К чему снится кровь (Иллюзии красного)
Шрифт:
– А то скажу, что умный ты, Феофан. Хоть и в лесу живешь, а умнее многих городских да ученых. Мне очень повезло, что я тебя встретил. Твое любопытство очень кстати. Не видел ли поблизости человека нового, не местного?
Феофан задумался, покачивая носком хромового сапога, выглядывающего из-под его рясы. Он прищуривался, качал головой, потирал руки, складывал губы трубочкой – показывая всю напряженную работу мысли. Наконец, придя к какому-то нелегкому решению, поинтересовался.
– Молодой, аль в годах?
– Молодой, и одет примерно, как вот я. Только ростом поменьше, и телом помельче.
Старик снова надолго замолчал.
– В
– Какой же он отрок? – не выдержал Сиур, обрадовавшись, что внутренняя сила привела его к успеху безнадежного, казалось, дела. Он и сам не знал, какие мельчайшие полунамеки позволили ему сделать единственно верный расчет, который полностью оправдался.
– Отрок он еще несмышленый! А ты нет… Не отрок. Хоть и по возрасту мне внуком будешь, а я так чувствую, что ты много дольше меня землю топчешь… Глаза у тебя сильные .
Феофан больше не стал вдаваться в подробности, резво встал и засеменил к выходу, бросив на ходу:
– Ступай за мной. Поспешай.
Они шли по темному смешанному лесу, пока он не расступился. У двух высоких старых сосен стоял довольно большой рубленый домик с крышей, наподобие купола, крытого деревом. Массивная дверь была не заперта.
– Это остатки скита, – пробормотал Феофан, – приюта раскольничьего. – Он неожиданно громко засмеялся. В этом сумрачном месте была какая-то странная акустика: звуки отражались отовсюду, вопреки природным законам, и причудливо накладывались один на другой. – Огради нас от зла, Господи, как идущего извне, так и от нас самих! – Старик перекрестился как-то странно, немного иначе, чем привык видеть Сиур, и шагнул к двери домика. Уже стоя на пороге, он оглянулся и молча махнул рукой, приглашая следовать за собой.
Внутри домика пахло ладаном, свечным воском и хлебом. На деревянном, грубо сколоченном столе лежал на плоском блюде большой каравай, полуприкрытый полотенцем.
– Попробуй нашего хлебушка, добрый человек, – предложил Феофан, мечтательно улыбаясь. Войдя в дом, он словно сменил одну маску на другую. Теперь она была наивной и благостной, словно у святого.
– Ты говорил, человек здесь… – Сиур, оглядев просторную горницу, никого не увидел. – Сначала дело, – потом трапеза. Где он?
– Не торопись, сын человеческий. Промысел Господа не терпит суеты.
Феофан зажег лампадку у темных образов в углу, поклонился им несколько раз, низко, едва не доставая головой до пола. Обернулся.
– Тот человек велел его не беспокоить. У тебя дело важное, аль как?
– Важнее не бывает. Говори, где. – В голосе Сиура появились вкрадчивые
– Ну, коли так, следуй за мной!
Он приоткрыл низенькую дверцу, которую Сиур принял за вход в небольшую кладовочку, пригнулся и шагнул в темноту. Они шли, окруженные мраком и теплым запахом старых бревен: Феофан легкими мелкими шажками, но так проворно, что Сиур едва успевал за ним. Коридор оказался удивительно длинным – непонятно: сам домик размерами никак не соответствовал наличию в нем таких переходов и разнообразных помещений. Та горница, в которой они были, показалась единственной, – разве что существовали еще мелкие подсобные помещения для утвари и продуктов. Впрочем, за домиком Сиур успел разглядеть несколько хозяйственных построек, наподобие низких деревянных сараев. Все равно, пока он шел, сильно наклонившись, чтобы не задевать потолка, за Феофаном, – его не покидало чувство нереальности, словно коридор, возникший ниоткуда, вел его в некое заколдованное пространство, лежащее за пределами привычных восприятий. По всем рациональным расчетам, они шли слишком долго, и коридор не уходил под уклон, а располагался на одном уровне. Наконец, он закончился. Старик остановился, достал неизвестно откуда огромную связку ключей, и долго гремел ими, открывая полукруглую, окованную железом дверцу.
– Ну, вот и земля обетованная, – сказал он с блуждающей улыбкой. – Заходи, коль не шутишь!
Помещение за дверью оказалось небольшое, низкое, со сводчатым потолком, расписанным крупными цветами и листьями. Большая печь, покрытая пестрыми глазурованными изразцами, была жарко натоплена. В углу висело множество икон с богатыми окладами, золотисто мерцающими в полумраке. Серебряные лампады дымно чадили.
– Соединив безумие с умом, Среди пустынных смыслов мы построим дом – Училище миров, неведомых доселе…– Феофан?! – Сиур так увлекся, рассматривая диковинную комнату, что напрочь забыл о старике. – Откуда ты знаешь такие стихи? Неужели, сам сочинил?
Феофан не ответил. Он исчез. Растворился. На большом сундуке, покрытом самотканым ковром, сидел Алексей, подперев щеку ладонью, и о чем-то думал.
– Алеша! – Сиур сразу отбросил мысли о коридоре, доме, Феофане и вообще обо всем. Он не чаял увидеть товарища абсолютно здоровым, живым, в целости и сохранности. То есть он не сомневался, что обязательно найдет его – без веры в успех любое дело обречено на провал, – но ожидал каких-нибудь осложнений, возможно, травм или болезни. Должна же быть причина, по которой здравомыслящий человек, никому ни слова не говоря, исчезает в каком-то лесу, в каком-то домике, с каким-то блаженным Феофаном…
Он подошел к сундуку, и присел на него, рядом с Алексеем.
– Леха!
Никакого ответа. Сиур схватил парня за плечи и как следует потряс. Тот перевел на него удивленные глаза.
– Сиур? Что ты тут делаешь?
– Тот же вопрос не мешало бы задать тебе.
– А! Ты явился, чтобы помешать мне… Почему вы не хотите оставить меня в покое?
Сиур помолчал, не зная, что ответить. Действительно, почему?
– Тебя Лариса ждет, – наконец, выпалил он первое, что пришло в голову.