К чему снится кровь (Иллюзии красного)
Шрифт:
– Валерия! – Тина не позволила ей блуждать по задымленным коридорам своего ума. Нужно было что-то делать. – Давай сюда покрывало с кушетки! И лейку!
Она с трудом подобралась к окну, заставленному с одной стороны столом, а с другой – кадкой с китайской розой, и сильно дернула штору.
Дым, выползший из отрытой доктором двери кабинета, взбудоражил персонал и немногочисленных больных. Кто-то уже звонил, вызывая пожарных; уборщица с ведром воды торопливо бежала из процедурной, на ходу сообщая в открывающиеся двери о пожаре. Борису Ивановичу стало плохо, и его отхаживали две врачихи в кардиологическом отделении, в самом конце коридора.
Тем временем Тине удалось
– Ох-хо-хо… – вздохнула уборщица и перекрестилась. – Кажись, управились. Надоть Петровичу сказать, чтоб перезвонил в пожарку. А то они приедуть, заругаются. Ну, как где настоящий пожар? А они тут… Кто ж это занавеску поджег? – она посмотрела на Тину с Валерией и засмеялась. – Пойдемте ко мне, умоетесь, а то в саже все.
По дороге она все расспрашивала, как вышел пожар, и удивлялась.
– Борис Иванович мужчина серьезный, степенный. Не пьеть, и с папиросами не балуется. Таких сейчас днем с огнем не сыскать! А умный какой – страсть! Да и из себя пригожий. Вот бабы-то и бесются. Ну прямо проходу ему не дають! – она с сожалением вздохнула. – Только вот не везет ему почему-то в жизни. Жена его бросила… Что за баба дура? Такого мужика бросить! Видать, совсем полоумная. Сколько лет он с нею промучился! Хорошим людям всегда не везет. Был бы пьянчуга какой, лупил бы ее как сидорову козу-то, тогда, небось, поняла бы! А надысь еще одна скаженная баба скандал тут устроила, визжала на всю больницу! Ох, горе…
Видно было, что она жалеет Бориса Ивановича, и считает, что судьба к нему не справедлива.
– Как же все-таки вы огонь запалили? – любопытство не давало ей покоя. Происшествие вышло странное и где-то даже забавное, если бы не сердечный приступ у Бориса Ивановича. И то сказать, сколько переживаний на одного человека! То бабы дурные скандалють, то наука, как надо, не движется, то… Эх, хорошему человеку завсегда в жизни нелегко!
– Штора сама загорелась, – сказала, наконец, Тина.
– Как это сама? Что ты, милая, это ж не торф в лесу! И не бензин! Тряпка – она тряпка и есть! Отчего ж бы это ей самой загораться?
Тина пожала плечами. Ей и самой было непонятно, как все произошло. Они сидели, разговаривали. Никто не вставал с места. Никто не курил. Спичек не зажигали. Электроприборов не включали. Она сначала подумала, что у окна мог стоять работающий электрообогреватель, и по какой-то причине загореться, но когда удалось оборвать штору, ничего подобного не обнаружилось.
Уборщица помогла им привести себя в порядок. Тина чувствовала себя немного растерянной. А Валерия отчего-то расстроилась. То ли разговор так повлиял на нее, то ли эта зловредная штора… Она была очень бледная, и руки дрожали.
– Давайте, чайку попьем! – предложила сердобольная бабка.
Они расположились в помещении для отдыха персонала поликлиники, которое оказалось пустым по причине того, что все побежали смотреть пожар, обсуждать его возникновение и сочувствовать Борису Ивановичу.
Бабка напоила их мятным чаем с конфетами и проводила к выходу.
– Что ты так переживаешь, милая, – уговаривала она Валерию. – Ты еще молодая совсем, жить да жить, – а ты нервничаешь по всякому поводу. Нервы беречь надоть. От их, проклятых, все болезни!
Они были уже в вестибюле, когда мученически-слабый и больной голос Бориса Ивановича окликнул
Валерия не стала задерживаться, ей хотелось поскорее выйти на воздух. А Тина поднялась навстречу доктору, чтобы взять сумочку.
Школьники помешали планам наблюдателя в камуфляжных брюках, и он с досадой остался ждать, когда женщины выйдут. Ему и в голову не могло прийти, что за ним самим тоже следят. Начался дождь, который не особо намочил обоих мужчин, занятых охотой на своих же собратьев: густые кроны деревьев и раскидистые кусты оказались надежной защитой.
Природа не делает различий. Она одинаково добра и к плохим, и к хорошим. Различия делают сами люди, воздвигая вокруг этого невообразимо запутанные конструкции морали, законов и нравственности, которые, тем не менее, ничуть не помогают улучшить ситуацию с добром, злом и такой интересной штукой, как возмездие. Зло искореняют, но оно упрямо и неистребимо пробивается сквозь все, что ему пытаются противопоставить. Добро же всячески поощряют и хвалят, но его от этого не становится больше. Самое интересное в этом всем то, что ни плохие, ни хорошие, люди никогда не сдаются. Они никогда не сдаются. Они могут делать вид, или уверять вас, что они отступили, изменили планы и отказались от своих намерений. Но на самом деле это не так. Они всегда стоят на своем. Скрыто или явно, активно или пассивно, – они никогда, никогда не сдаются. Многие, кто не знает этой истины, или не верит в нее, попадают впросак. Существует еще одна непреложная истина, предопределенная Великим Началом всего сущего – у хороших людей больше шансов. В конце концов любое поле битвы остается за ними. Неважно, сколько на это уйдет времени или сил.
…Киллер следил за своим коллегой очень пристально. Он знал, что упущенное мгновение потом нельзя вернуть никакими молитвами и заклинаниями. Поэтому он не мог позволить себе отвлечься. Хотя ему сильно хотелось обдумать, что связывает черноволосую красавицу Валерию и девушку из стрелкового клуба, за которой он некоторое время буквально ходил по пятам, пока не убедился, что она – не Евлалия. Просто очень похожа. Но для него все равно было отрадой сердца любоваться ею, ее движениями, горящим взглядом, походкой. В Валерии тоже что-то было от Евлалии. Может быть, волосы, или высокая грудь, или губы – яркие и мягкие. Какая разница? Он не мог никому позволить причинить вред этим женщинам. Все в своей жизни он считал подчиненным определенным законам, даже если они для него и неведомы. И никакая цепочка событий не могла быть случайной. А раз так – то ветер, который дует в его паруса, проведет корабль нужным курсом. Он доверял интуиции больше, чем уму, и еще ни разу ему не пришлось пожалеть об этом.
Итак, он не спускал глаз с человека в засаде и одновременно с дверей поликлиники, откуда должны были выйти женщины. Вышла только одна – Валерия. Человек в камуфляже насторожился и собрался. Он почти не пошевелился, но едва уловимым движением привел оружие в боевую готовность, прицелился…
Валерия постояла на ступеньках, вдыхая насыщенный влагой воздух. Дождь кончился. На асфальте блестели большие лужи. В синие прогалины между туч выглядывало солнце. Мокрые деревья, умытые дождем, сияли ярко-зеленой листвой, роняли с веток прозрачные капли.