К черту мамонтов!
Шрифт:
Оставшиеся на ногах отходили, прижимались к стенам, оставляя в середине лежащих и сидящих на полу, и возвышающуюся над ними Наташу. Она неподвижно стояла, смотрела и смотрела на остающихся в середине, чувствовала между ними какую-то связь, нечто огромное, живое и доброе, вызывающее желание оказаться поближе, присесть рядом.
— К стене! Мать твою! — гаркнуло в ухе.
Наваждение спало. Наташа побежала, обгоняя медленно бредущих, постоянно оглядывающихся людей. Она забралась в самую гущу толпы, коснулась стены и судорожно выдохнула.
Было странное
Толпа делалась плотнее, люди напирали и прижимали к стене. Хотелось посмотреть, что делается в зале, но видно было только спины. Подъем на цыпочки не помог, и Наташа присела.
Между ног участников виднелся полумрак зала, сидящие и лежащие люди. Вбежал Максим Германович, помогая им подняться. Он ставил их на ноги как можно ближе друг к другу, и те стояли в обнимку, покачиваясь, опираясь друг на друга, сохраняя общее равновесие.
Наташа насчитала восемь человек.
Когда все восемь собрались в одну общую, неуверенно стоящую массу, в стене засветился квадрат открытой двери. Люди в костюмах с бирками принялись отводить от него неинициированных, создавая вокруг прохода пустое пространство. Туда, в этот светящийся квадрат, Максим Германович стал осторожно подталкивать нечто неуверенно стоящее, собранное из восьми человек.
Путь от середины зала до двери они преодолели лишь за несколько минут. Неуклюже, синхронно шаркая ногами, почти никуда не смотря, и, возможно, ничего не видя, они или уже оно, двигались к светящемуся выходу, направляемые легкими движениями одного человека. Стоящие возле стен смотрели на это, и, Наташе показалось, в этот момент почти не дышали. Лишь когда странное человеческое образование исчезло за щелкнувшими створками дверей, по залу прошел общий облегченный вздох.
Вместе с вздохом зажегся свет. Зазвучали одинокие хлопки, к ним добавились еще и еще. Через несколько секунд весь зал аплодировал.
Наташа тоже била в ладоши, правда, не понимая, чему она хлопает.
Из-под потолка раздался дрожащий до звона голос:
— Это случилось! Только что, на Встрече двести девяносто шесть, инициировался стилл из восьми элементов. Стилл тридцать шесть.
Около Наташи и дальше, насколько она могла видеть, щурясь от яркого света, безостановочно хлопали. Кто-то стремился встать там, где недавно лежали и сидели люди, собравшиеся в нечто, наверное, то, что сейчас назвали стиллом. И она тоже пошла туда, где стояла сама. Туда, где лежали и сидели люди, возле которых ей хотелось остаться.
Вокруг собирались люди, охваченные одним общим праздником и восторгом. Кто-то обнял и поцеловал Наташу, и, пока она думала, как к этому отнестись, успел раствориться в толпе. А рядом, почти над самым ухом, звучала радостная тарабарщина:
— Шматова была права! Сжатие во втором триместре сработало!
— А я и не сомневался!
— Господи! Наконец, то, мы стиллобразование поставим на поток.
Кто-то еще тряс
— Ви-ват! Победа!
Заглушая праздничный гром, усиленный динамиками голос объявил:
— Куратор, Максим Германович Воронин сообщает, что стилл стабилен и опасности для его существования нет.
— А-а-а! — завопила, подпрыгивая на месте, тоненькая девушка с косичками.
Косички смешно подергивались, подпрыгивая не в такт хозяйке.
На настенных экранах появились люди, сидящие на пушистом белом ковре. Около них суетился Максим Германович, периодически оглядывающийся и улыбающийся в камеру, как мать — героиня на интервью о рождении у нее восьмирняшек.
— Ура-а-а!
Волна восторга накрыла Наташу с головой. Ей захотелось тоже праздновать эту непонятную ей победу. Она, взвизгнув, поцеловала какого-то хипаря, давно не менявшего рубашку, лысого старика и карлика, пропитанного сигаретным дымом.
В голове всплыли слова, выдавшего приглашение профессора, и она прокричала:
— Будущее вылупляется на наших глазах!
Стоявшие рядом развернулись и зааплодировали ей. А она почувствовала, что щеки у нее стали мокрыми. Во рту появился соленый привкус и когда она провела по лицу ладонью, то ощутила влагу.
Ее кольнула досада, ощущение чего-то дорогого и ушедшего.
— Если повезет, сами им станете… — добавила она тише, ища взглядом закрывшуюся за стиллом дверь, и всхлипнула.
Дверь заслонил здоровый мужчина, улыбавшийся во все сверкающие зубы. Наташа попыталась ответить улыбкой, получившейся вялой и вымученной.
— Повезет! Нам повезет! Обязательно! — заявил он, улыбаясь так заразительно, что вторая попытка получилась у Наташи куда лучше.
Энтузиазм заражал, растворял сомнения, смывал грусть утраты как струя чистой воды налет пыли.
И она поверила.
«Да, мне повезет! Обязательно»
Когда-нибудь она тоже уйдет в светящийся квадрат двери с такими же счастливчиками, и другие будут хлопать в ладоши и радоваться их счастью, мечтая, что с ними оно тоже случится.
Тут она заметила, что радуются не все. Некоторые плакали навзрыд, кто-то просто стоял, сложив руки на груди, глядя на восторженных соучастников с жалостью и снисхождением.
«Не умеют люди радоваться. Толстокожие бегемоты! Ничем их не пробьешь» — Подумала Наташа.
Хлопки не умолкали. Они бились одним пульсом, и Наташа тоже продолжала хлопать занемевшими ладонями. У кого-то блестели глаза, и она отметила, что плачет не только она одна. Общая волна восторга подхватила ее и несла куда-то, и с ее высоты житейские сложности выглядели мелкими и ничтожными. То, что происходило здесь и сейчас было куда больше и важнее всех их вместе взятых.
Голос, перекрывавший аплодисменты и выкрики, зачитывал имена и фамилии составивших новый стилл, и биографии его элестов. Поздравлял всех участников с результативной Встречей. А волна, подхватившая Наташу все несла и несла ее куда-то, к чему-то большому и светлому…