К далекому синему морю
Шрифт:
– Ты устал, как мне кажется…
Она не двигалась. Во всяком случае, звуков из-за ширмы не доносилось.
– Ты уверен, что тебе не стоит отдохнуть?
Морхольд вздохнул:
– Ну, так…
Ширма зашелестела, отодвигаясь.
– А если так?
Морхольд отвлекся от рассматривания пуговиц комбинезона и поднял голову. Набрал воздуха и не захотел выпускать его наружу.
Комплект пришелся ей впору. Про прозрачную разлетайку, расходившуюся в стороны под маленькой острой грудью, он и не подозревал. А та, оказывается, в пакете
Она вздохнула, когда его руки прошлись по чуть дрожащему животу. Теплому, нежному, с крохотным задорно торчащим пупком. И губы, казавшиеся припухшими, вдруг оказались очень близко. Пахли миндалем и давно забытым запахом помады. И Морхольд, прижав к себе это нежное тело, забыл обо всем.
В рухнувшем мире все же осталось еще много хорошего и чудесного. Как правило, самые главные чудеса всегда оказывались крайне просты и незамысловаты. И из-за этого становились еще более чудесными. Изумительными, великолепными, будоражащими и заставляющими никогда их не забывать. И если говорить про те, что трогали Морхольда сильно и навсегда, то их и раньше он знал не так и много.
Кинофильмы, рассветы на Кавказе, справочники по униформе времен наполеоновских войн и женщины. И не сказать, что сейчас ему бы хотелось полистать иллюстрированный сборник по истории хайлендерских полков Великобритании или насладиться раритетом в виде открыток Олега Пархаева. Или посозерцать алые полосы появляющегося из темноты Кавказского хребта. Или насладиться новым фильмом – да хотя бы Усатого Бесогона.
Женщина, тоненькая и манящая, была куда сильнее всего прочего.
Морхольд хотел было поднять ее на руки, но она его остановила:
– Нет-нет, мой друг… я же видела, как ты ходишь.
Стало ли стыдно? Да нет, чего стыдиться, когда она на самом деле умна? И он постарался ни о чем не думать, да оно и получилось само по себе.
Свет остался. Свечи, стоявшие на столе, горели ровно, не подрагивая. Тени ложились на все оттенки красного, что были здесь повсюду. Тени, старательно и нежно сливающиеся друг с другом. Перетекающие одна в другую, превращающиеся в одну, распадающиеся на какое-то время и касавшиеся только в одном месте.
Свечи изредка потрескивали фитилями в такт печи и кровати, все же не новой. Кроме треска и приглушенных звуков, тонущих в накатывающих других, более живых и громких, в комнате не звучало ничего. Только из-за тяжелой двери, наращивая темп, пробивались ритмичные удары танца. Совпадали с биением сердец, разгоняли их еще больше, заставляли треск превращаться в одну протяжную долгую ноту, поднимающуюся вверх вместе с хриплой прекрасной кантатой, исполняемой неожиданно выпавшей Морхольду удаче. Красивой и тонкой удаче со странно прекрасным лицом Буратино.
Позже, смотря в потолок, сплошь в трещинах известки, они молчали.
Морхольд изредка поглядывал на женщину. Любовался тонким смуглым телом, еще поблескивающим высыхающими капельками пота на задорно, по-девичьи торчащей груди. Отсутствие яркого света скрадывало возраст. Хотя он легко видел его по небольшим морщинкам на шее.
– Я не ошиблась… – она перевернулась на бок, закинула на его бедро легкую и сильную ногу. – Редкий случай, когда хорошо просто так, и все тут. И даже в клуб выходить не хочется.
– Клуб?
– Да. Бар и клуб, и моя кантина.
– Что? – Морхольд удивился.
– Мос Эйсли, дурачок.
– Ты фанатка звездных войн?
– Да. – Женщина перевернулась на живот, подперла острый подбородок руками. – И что?
Он пожал плечами. Да и ничего.
– Ну сказал бы что-нибудь, а? Что подобного никогда у тебя не случалось, что ты готов упасть на колени к моим ногам, что я самое прекрасное в твоей жизни. Ну?
– Прекрасный у тебя голеностоп, – Морхольд зевнул, погладил ее пятку. Женщина заболтала ногой, чуть ли не крутя кукиши пальцами. – Просто идеальный.
– Я внучка футболиста.
– Здорово. – Он провел ладонью по ее плечу, ощутил на крохотный миг, как ее гладкая щека прижалась к его руке. – Спасибо тебе. Мир стал теплее и добрее.
– Да ну тебя… – она встала, облитая рыжим светом, тонкая, сильная, красивая. – Срулил бы ты быстрее.
– Срулю. А почему быстрее?
– Да кажется мне, милок, что с тобой захочется остаться. А мне оно не надо. Так что буду помогать тебе срулить быстрее. Тем более, думаю, пришел ты сюда не только трусами торговать.
Морхольд усмехнулся, садясь и натягивая… именно трусы. Спасибо запасам хозяина его отрадненского бункерка. Только вот трусы тот подбирал совершенно идиотские. Эти, например, украшал бэтменский значок.
– Мой супергерой, – фыркнула женщина, – летящий на крыльях ночи.
– Ты из таможенников или полицейских, да? – поинтересовался Морхольд. – Не стюардесса же…
– Дурак ты, хотя так и не скажешь. Мерить все стереотипами нельзя. Согласен?
Морхольд кивнул.
– Я работала в офисе. Самый обычный офисный хомяк. Не знаешь, как оно было?
Морхольд пожал плечами.
– Во время универа пошла подработать. Ассистент менеджера по продажам. Так себе должность, если честно. Заявки, клиенты, отгрузки, претензии – и так по кругу. Хорошо, если менеджер толковый, рабочий. А то всякие бывали. Скинут на тебя дела, сами сидят, лазают по Контакту, качают порно за счет трафика, Лурк читают. В поле не выгонишь, а выгонишь, так не поймешь, чего они там делают.
– И?
– Ну, а в общем нравилось. Сложно, конечно. Каждая гнида, имеющая говнобудку на засраном рынке, так и норовит тебе показать, что он король мира, а ты раб. Натурально, работайте негры, солнце еще высоко. Вечером получите миску…