К полюсу!
Шрифт:
«Мы оценили, — пишет Кренкель, — самокритичность нашего доктора и понимали, что лучше обходиться без его помощи. Эта убежденность помогла нам продержаться».
Евгений Константинович Федоров был самым младшим в четверке. По специальности геофизик, а точнее, магнитолог. Но на дрейфующей станции он, кроме того, вел астрономические и метеорологические наблюдения, а иногда подменял радиста.
«Максимум исследований при минимуме людей» — эти слова были как бы девизом дрейфующей станции.
До полюсной экспедиции Федоров зимовал в бухте Тихой и на мысе Челюскин. Во время этих зимовок с магнитной съемкой он прошел
Евгения Константиновича всегда отличала большая работоспособность. И. Д. Папанин, рассказывая позднее об организации станции, писал: «Первой, без всяких сомнений, была названа кандидатура Е. К. Федорова».
Что касается самого начальника, о нем хорошо сказал Отто Юльевич Шмидт: «В таком небывалом деле, как научная станция на дрейфующем льду в районе полюса, очень многое зависит от ее начальника. Выбирая его среди наших лучших зимовщиков, я остановился на И. Д. Папанине. Я имел в виду не только его многолетний опыт, но и прежде всего исключительную жизнерадостность и напористость, с которыми товарищ Папанин легко побеждает любое возникающее на его пути препятствие. Такой человек не растеряется в трудную минуту! Спутники такого человека будут каждодневно получать от него новую зарядку бодрости и уверенности в успехе».
Под Алуштой, в селе Морском, стоит памятник — на пьедестале рванувшийся вперед матрос. Надпись: «На этом месте в августе — ноябре 1920 года высаживались десантные группы во главе с А. В. Мокроусовым и И. Д. Папаниным для организации партизанской борьбы в Крыму. Политруком одной из групп был советский писатель Всеволод Вишневский».
Да, матрос Иван Папанин был одним из организаторов Крымской повстанческой армии в тылу у Врангеля. Существует мнение, что именно он послужил прообразом неунывающего матроса Шванди в «Любови Яровой» К. Тренева.
После окончания гражданской войны Папанин работал в Крымчека, потом секретарем Реввоенсовета Черноморского флота, потом в Народном комиссариате почт и телеграфов.
В 1932 году он возглавил строительство полярной обсерватории в бухте Тихой, потом зимовал на мысе Челюскин. Еще тогда в Арктике стали складываться легенды о хозяйственности и «пробивной силе» Папанина. Совершенно постороннего человека за несколько минут Иван Дмитриевич превращал в союзника и помощника.
Кренкель пишет: «Я еще не видел человека, который... сумел бы устоять против знаменитых папанинских слов: «Братки, надо помочь!»
Как считает Иван Дмитриевич, «тяжела не зимовка, а тяжела подготовка». Фактически вся подготовка к жизни на дрейфующих льдах легла на его плечи. Нужно было предусмотреть все — от примусных иголок и керосиновых ламп до точнейших приборов и легкого теплого дома. Опираться на опыт предшественников? Но никто не пробовал жить на полюсе.
«Папанин недолго перелистывал труды полярных исследователей, — пишет Е. К. Федоров. — По-новому, смело он конструирует сложное снаряжение экспедиции. С неисчерпаемой энергией он изобретал и претворял в жизнь тысячи больших и малых дел... Он умел заставить громадный завод сделать — и переделать десять раз — одну пару калош, но сделать так, чтобы они стали совершенными».
В
Теперь эта палатка находится в Музее Арктики и Антарктики в Ленинграде. В нее можно заглянуть — тамбур и крохотная комната.
После экспедиции Кренкель напишет: «Хотя пятачок, отведенный для жизни, не превышал пяти квадратных метров, ни одному из четырех и в голову не могло прийти, что его сосед чем-то может быть недоволен. Железное слово «надо» пронизывало все, в том числе и наши взаимоотношения».
Надо!
Из дневников И. Д. Папанина:
П а п а н и н И. Д. Жизнь на льдине. М., 1938.
6 июня. В 3 часа 40 минут все улетели на Рудольф, Мы остались одни. Легли спать. Вечером Петр Петрович опустил трос с грузом для измерения глубины океана. Глубина — 4290 метров.
19 июня. Всю ночь напролет Эрнст дежурил на радио, следил за полетом Чкалова. В 5 часов утра Теодорыч зашел в палатку и сказал, что Чкалов находится на полпути между Рудольфом и полюсом. Мы встали. Через некоторое время я услышал гул самолетного мотора и закричал: «Самолет, самолет!» Женя выскочил на улицу — ничего нет. Но тут же прибежал обратно и кричит мне через дверь: «Да, это Чкалов, но самолета не видно, сплошная облачность! Мотор слышу отчетливо...»
Все выскочили. Послали тысячу проклятий облакам. Когда не надо, на небе ясно, а вот в этот самый дорогой для нас момент все закрыто облаками. Мы так надеялись, что Чкалов увидит нашу станцию и сбросит нам хоть одну газетку, а может быть, и письма из дому. Ведь мы их так ждали!
20 июня. Петр Петрович и я встали несколько раньше. Приготовили лебедку. Сегодня нас ожидает очередной тяжелый труд — измерять глубину океана. В 12 часов 30 минут опущенный груз дошел до дна. Глубина оказалась 4374 метра. Значит, здесь, в центре Полярного бассейна, существуют большие глубины, и никакой речи о близости земли, на что рассчитывали некоторые ученые, быть не может. Наши координаты сегодня — 88 градусов 47 минут северной широты и 10 градусов западной долготы. Обратно на поверхность груз вытаскивали в течение 5 часов.
1 июля. Петр Петрович не ложился спать: он ведет суточную гидрологическую станцию.
Позавтракав, все мы разошлись по своим делам. Эрнст Теодорович работал с Рудольфом, передавал большую телеграмму (тысяча слов) об итогах научных наблюдений за время нашего пребывания на льдине. Женя замялся изучением атмосферного электричества. Он установил приборы и тоже на сутки засел за работу. Кроме того, он ведет наблюдение за магнитными вариациями.