К «последнему морю»
Шрифт:
Дуда объяснил пленным слова монгольского владыки, выслушав их ответ, погладил задумчиво свою рыжую бороду и сказал:
– Они согласны поцеловать копыта твоего коня и будут верно служить тебе, но просят вернуть их детей. Твои воины захватили их и увезли в свой лагерь.
– Это хорошо! – сказал Бату-хан. – Из этих детей у нас вырастут опытные смелые воины. Субудай-багатур, покажи мне чертеж земли. Я хочу понять, далеко ли город Тригестум?
– Сейчас покажу, великий! – сказал одноглазый полководец и, вложив пальцы левой руки в рот, свистнул так пронзительно, что, казалось, эхо отозвалось
Он достал кожаный кошель и подал Субудай-багатуру. Тот вынул пергамент, на котором был нарисован грубый чертеж Мадьярского королевства и Адриатического побережья.
Пленных развязали; они еще с трудом двигали руками, затекшими после туго завязанных ремней. С кряхтением нагибаясь, они поочередно целовали копыта равнодушно стоящего коня.
Бату-хан указал плетью вдаль:
– Как зовется селенье и крепость там, в тумане, на берегу?
Один из пленных стал объяснять:
– Это город Спалато. В нем находится дворец римского императора.
– Я хочу его увидеть. Будут ли еще города?
– Разве мелкие гавани и крепости. Затем будет один богатый город с гаванью, полной венецейских кораблей, Тригестум. Там в крепости живет важный начальник, и у него много воинов.
– А что будет еще дальше?
– Будет устье реки Падус, где лежит богатейший торговый город Венеция. И все эти корабли на море венецейских купцов.
– А во сколько дней из Венеции можно проехать дальше до столицы «вечерних стран» Рума?
– Простым людям теперь туда не доехать: всюду заставы. Там ожидают твоего нападения. Но ты же разрешения ни у кого не спросишь и проедешь в Рум во столько дней, во сколько пожелаешь.
– Много ли войска там собралось?
– Какое там войско! Никто не хочет воевать. Все убегают. Даже, говорят, сам император убежал из Рума на остров Сицилию.
– Не для чего срезать яблоко. Оно уже созрело и само упадет в твою ладонь! – воскликнул ненавидевший всех франков Абд ар-Рахман.
– Что прикажешь сделать с этими пленными горцами? – спросил Субудай.
Бату-хан не ответил, и вдруг, против ожидания, провел пальцем черту сверху вниз, – этого жеста боялись все: им он осуждал на смерть.
Площадка, где происходил совет Бату-хана, опустела. Заостренные колья остались устрашением для других неудачников. Слуги убирали ковры, разложенные для совещания ханов.
Невдалеке, на склоне горы, среди кустов репейника, лежали упрямые пленные. Но вместо лиц у них были черные окровавленные месива костей и сгустков крови. Когда горцы поняли, что будут убиты, они отчаянно стали бороться, сами набросились на монголов, пока не пали в неравном бою.
Всем им поочередно раздробил головы суковатой тяжелой дубиной могучий монгол, придворный палач. Он и сейчас еще расхаживал близ убитых пленных и волочил за собой грозное оружие. Он ожидал, пока писарь арабского посла, рыжебородый Дуда, кончит затянувшийся разговор с последним из пленных, нищим монахом в оборванной старой рясе. Монах все время то кланялся,
Монгол свирепо хрипел.
– Мне приказал сам Бату-хан прикончить всех без исключения дерзких пленных. Разве можно ослушаться приказания Саин-хана?
Дуда, сняв с шеи медную овальную дощечку пайцзу, потряс ею перед лицом монгола.
– Второе последующее приказание отменяет предыдущее! – твердил он. – Сейчас сюда подъедет великий Субудай-багатур, и он мне отдаст живьем этого пленного шамана. Он мне нужен для важного дела. Отойди!
– Пусть мне прикажет, что хочет, наш одноглазый Субудай-багатур, а я все-таки его не послушаюсь, когда мне что-нибудь повелел сам Бату-хан, – жить ему и царствовать тысячу и один год!
– Сейчас посмотрим! – сказал Дуда, стараясь оттолкнуть монгола. Тот мрачно покосился и, подняв волочившуюся дубину, поставил ее перед собой.
Субудай-багатур быстро приближался на саврасом коне, густой хвост которого спускался до земли.
Дуда бросился к Субудаю, крича:
– Великий, несравненный, остановись! Важное дело скажу я.
Субудай натянул поводья. Конь, фыркая, остановился.
– Говори быстро и коротко!
– Отдай этого человека мне!
– Для чего?
– Он знает важное. Он обошел все земли «вечерних стран», видел всех королей и их войска. Он мне расскажет, а я…
– Врет! – отрезал Субудай, тронув коня.
– Я проверил. Он не врет!
– Тогда не трогать его! – обратился Субудай к монголу, затем повернулся к Дуде: – А ты мне все напишешь, что он расскажет. Все! Быстро! Сегодня вечером! Отдай ему этого шамана! – свирепо прохрипел он палачу и хлестнул своего жеребца плетью. Тот прыгнул вперед, а палач в испуге, закрывая голову руками, отбежал в сторону, и за ним волочилась, дребезжа, его суковатая дубина.
Глава пятая
Кровавая рука
(Из «Путевой книги» Хаджи Рахима)
«Произошло это таким образом. В месяце сафаре (марте) этого года один монгольский конный отряд появился перед небольшим городком, каких много на берегу Адриатического моря. Городские ворота были закрыты. Жители попрятались. Город казался вымершим.
В этом отряде находился сам Бату-хан вместе со своими ближайшими темниками. Погода предвещала бурю, и Саин-хан сказал, что хочет провести сутки в этом городке и там отдохнуть.
Слова джихангира – это воля Аллаха! Нукеры стали колотить камнями в старинные городские ворота. Какие-то испуганные люди показались на стене и тотчас скрылись.
Бату-хан приказал пустить зажигательные стрелы. Несколько больших дымящихся стрел полетели в город, где в одном месте повалил густой дым. На стене снова показались люди, по-видимому, знатные горожане и монахи, которые размахивали крестами и что-то кричали.
После того как вновь пущенные стрелы вызвали еще один пожар, крики и вопли усилились, и ворота раскрылись. Оттуда вышла процессия в цветных богатых одеждах. Впереди два старика несли серебряное блюдо с угощением и бархатную подушку, на которой лежали большие ключи от города.