К разговору о Трое
Шрифт:
– Дальше все шло, как по маслу. Атакуем, убиваем, обогащаемся - стандартная схема. Победа близка! Вдруг, откуда не возьмись - пьяный Патрокл в доспехах Ахилла. Я так думаю, он набросил на себя первое, что под руку попалось, чтобы в магазин сбегать, а тут мы появились. Большинство из нас ни Патрокла, ни Ахилла в глаза не видели, ну, и решили судьбу не искушать. Начали организованно отступать - он за нами. Стоять, кричит. Так до наших стен и добежали, пока Гектор, наконец, его не угомонил. Спасибо, справедливый Аполлон снова помог. Мы думаем, Ахилл повержен - теперь победа точно за нами. Не
– Ан, нет! На следующий день Ахилл, облаченный в новенькие доспехи от Гефеста (не будет вмешательства богов, да, Зевс?), во главе войска тут как тут. Сколько у вас вообще людей? Убиваем вас, убиваем, а вы все новых подвозите. Началась схватка, и великий Гектор гибнет окончательно. Во, думаю, дела. Устроили мы перемирие, чтобы мертвых схоронить. Я думаю, какое к черту перемирие, раз нашего главного убили, а словам Зевса веры уже никакой нет. Нет, оказывается, все только началось! Парису удалось подстрелить Ахилла божественной стрелой, а Аякс покончил с собой, разозленный тем, что доспехи Гефеста отдали Одиссею. По оставшимся героям мы явно доминируем, исход войны очевиден, но я не верю, что боги снова не начнут интригу вносить. Хотя самое время окончательно посеять гречку. Да ты не бойся. Будешь нормально себя вести - никто тебя не тронет. Продолжишь по-прежнему горшки настоящим воинам менять. Ладно, пока свободен. Я спать хочу.
Оник отправился к Асклепию и Хирону, чтобы рассказать новости, но по дороге встретил взволнованного Фландерея.
– Слышь, пацан, - обратился к Онику старый поэт.
– Филоктет-то наш Париса подстрелил.
– Насмерть?
– не поверил парень.
– Еще как насмерть! Пока, конечно, не насмерть, но сейчас его к вам принесут. Вы уж постарайтесь, чтобы Елена гражданской вдовой осталась. Наши-то уже почти всех главных троянцев перебили. Приаму ничего не останется, кроме как заключать мирное соглашение.
Кстати, врачебная деятельность Асклепия оказалась куда менее успешной, чем ожидал Оник. Юноша думал, что прославленный лекарь начнет оживлять людей пачками, но не тут-то было. Статистика легендарного эскулапа оказалась средней даже по меркам этой заштатной больницы. Недоумение рассеял Хирон, объяснивший наивному парню, что Асклепий нарочно снижает показатели. В противном случае, на него сразу бы обратил внимание Зевс, от которого они прячутся. Слишком лихо недолечивать врагов-троянцев тоже не стоило, так как их родственники и друзья могли разгневаться. Пришлось выбрать золотую середину: легкораненых вылечивать, а остальных пускать на самотек. Наконец, на носилках принесли Париса.
– Ай, какое несчастье!
– запричитал Асклепий, который, как мы помним, скрывался под именем Агробий.
– Но почему именно ко мне? Есть же намного более успешные врачи, к тому же чистые троянцы. А я, Агробий, варяг и могу напортачить.
– Хватит придуриваться, Асклепий!
– жестко вымолвил присутствующий при разговоре Эней.
– Думаешь, мы тебя не узнали. Агробий, твою мать! Хоть бы с псевдонимом постарался. Мы же знаем, что ты можешь даже мертвых оживлять. Давай работай!
– Поздно, - спокойно сказал Асклепий, аккуратно кладя безжизненную руку Париса.
– Иногда чудеса случаются,
– Как и твой сын, Махаон, которого в этом же бою убил Еврипил. Чего побледнел? Неприятно? Я бы не стал сообщать, но это тебе за твою хитреватость. Ладно, несите Париса к главврачу, может, еще что-то успеют. А ты, Асклепий, вместе со своими друзьями посидите пока в темнице. Не беспокойтесь, это ненадолго - Приам вряд ли станет мучить вас слишком долгим ожиданием казни. Такие "чудо врачи" нам не нужны.
Хирона, Асклепия и Оника отводят в подземелье. Боткилая разгорячившийся Эней убивает на месте, как загораживающего проход перед носилками Париса. К своему изумлению, друзья видят в тюрьме и поэта Фландерея, к которому так уважительно относился царь Приам.
– А вы как здесь?
– спросил Оник стихотворца.
– Из-за своего неумения говорить неправду, - буркнул старик.
– Я ведь всегда говорил, что я древний грек и презираю троянцев.
– Что самому Приаму так и сказал, дружище?
– недоверчиво поинтересовался кентавр Хирон.
– А ты думал! Я, в отличие от вас, своей гражданской позиции никогда не скрывал. Погодите, вот придут наши и поинтересуются, кто как себя вел. Вам, коллаборантам, в любом случае смерть и позор, а меня либо освободят, либо восславят в песнях.
– Ничего себе!
– присвистнул Оник.
– Значит, стишки перед вражеским царем читать - это нормально и патриотично. Не думаю, что Гомер опустился бы до такого.
– Ты, щенок, меня своим Гомером не дразни! Я, хоть и старый, но такого сопляка, как ты, в любом состоянии уделаю.
– Заткнулся бы ты уже, дружище, - сказал Хирон.
– Чего ты к нам прицепился? Когда наши придут, там разберемся, кто есть кто. А станешь надоедать, сейчас в углу вон там ляжешь и будешь сны смотреть.
– Это ты говоришь мне, Фландерею, худой лошак? Я твою маму ослицу кнутом по харе хлестал, пока ты еще в проекте...
– Ну, зачем же так, Хирон?
– досадливо сказал Асклепий.
– Старикан, конечно, выжил из ума от страха и хамил, но зачем копытом? Ты ему, наверное, череп проломил? Оник, погляди.
– Мертвее не бывает, - подтвердил Оник.
– Вот еще рукописи какие-то при нем. Наверное, поэма о войне, которой он хвастался.
– Читал я этого Фландерея, - буркнул Хирон, который, будучи по природе добряком, очень не любил подобных инцидентов.
– Плагиатор и конъюнктурщик.
– Все равно я попробую этот текст кому-нибудь загнать, если не возражаете. По-моему, красиво:
– Нестору так, возражая, ответствовал царь Агамемнон:
– "Старец! ты правду сказал, и разумен совет твой; но этот
– Гордый всегда перед всеми себя одного выставляет,
– Всеми господствует, всем управляет как царь самовластный,
– Хочет для всех быть законом, который никем здесь не признан.
– Если искусно владеть он копьем научён от бессмертных,
– Вправе ль за то раздражать здесь людей оскорбительным словом?"