К решающим битвам
Шрифт:
«ПАНФИЛОВЦЫ, воины 316 сд (Режицкая стрелковая дивизия), мужественно сражавшиеся под командованием генерал-маойра И. В. Панфилова с немецко-фашистскими захватчиками на подступах к Москве на волоколамском направлении. В октябре — ноябре 1941 г. дивизия отражала массированные атаки пехоты и танков противника, рвавшегося к столице. Беспримерный героизм и стойкость проявили Панфиловцы у разъезда Дубосеково, что в 7 км юго-восточнее Волоколамска. 16.11.1941 произошёл жестокий бой 2-го батальона 1075 стрелкового полка 316 дивизии с 50 немецкими танками. Было подбито и сожжено 24 вражеских танка и более чем на 4 часа задержана танковая группа противника, что не позволило ей в этот день прорваться к Волоколамскому шоссе, ведущему к Москве. Наиболее массированный танковый удар пришелся по 4-й роте, которая уничтожила 14 танков. Многие воины батальона погибли, но части дивизии сумели отойти на заранее подготовленный рубеж, подтянуть силы и перегруппироваться. 27.71 942 28 воинам батальона было присвоено звание Героя Советского Союза. Этот бой вошел в историю как подвиг 28 героев-панфиловцев. В 1975 г. на его месте воздвигнут мемориальный ансамбль „Подвигу 28“».
Формально миф существует с очень давних пор. Уже 60 лет, если не того более.
В конце 1980-х гг. ситуацию вывернули наизнанку, к чему весьма деятельно приложили руки некоторые историки и журналисты. Ими была инициирована волна «требований ветеранов войны и труда» к Главной военной прокуратуре и Военной коллегии Верховного суда СССР осуществить реабилитацию «невинного пострадавшего от сталинизма» Добробабина. Характерно, что это заявление в ГВП было составлено со слов самого этого «ероя» [35] , который, впоследствии, уже на допросе в ГВП заявил, что с этим заявлением ознакомился бегло, поэтому ряд моментов изложен неверно. В частности, Добробабин откровенно признал тот факт, что на службу в полицию пошел сознательно, прекрасно понимая, что он делает. Между тем, публикациями в «Московской Правде» от 25 октября 1988 г. и в «Правде» от 18 ноября 1988 г. Добробабина выставили чуть ли не героем, который ничем не запятнал себя перед Родиной. Вплоть до утверждений, что-де он даже помогал сельчанам, облегчал их участь в период оккупации, а следователи НКВД (кстати, не НКВД, а МГБ) оказались такими злыднями, что применяли к нему физическое насилие, из-за чего он признался в том, чего не делал.
35
Так на Руси презрительно называли отличившихся в отрицательном смысле.
Прокуратура всё тщательнейшим (масштаб проведенной ею работы просто поражает!) образом проверила и установила, что, мягко выражаясь, заявление и некоторые другие представленные документы «не совсем точно отражают деятельность Добробабина на временно оккупированной немцами территории». Более того. Было установлено, что мысль о «жестокости и незаконности следствия» была навязана Ивану Евстафьевичу Добробабину ходатайствовавшими за него лицами. Хотя сам Иван Евстафьвич четко признал, что следователь Бабушкин никакого насилия к нему не применял. Хуже того. Было установлено, что практически все факты из деятельности Добробабина на службе у немцев были попросту безосновательно передернуты в его пользу. Зачем это было, сделано догадаться не трудно — в те времена многие зарабатывали себе «политический капитал» на огульной, полностью беспочвенной критике сталинизма и «зверств» НКВД.
Однако, несмотря на сильнейший нажим на ГВП и ВК ВС СССР со стороны «демократической общественности», заключение ГВП от 17 августа 1989 г. гласило, что никаких оснований для реабилитации Добробабина нет, что он был осужден законно! Более того, ГВП пришла к выводу, что Добробабин вообще не участвовал в том знаменитом бою, а попросту смылся с боевых позиций, два дня прослонялся в лесу и затем сдался немцам. И все его заявления о том, что он находился на поле боя без сознания двое суток — отпетая ложь. В ноябре 1941 г. уже были ощутимые морозы, и вряд ли бы он остался жив, пролежав двое суток на морозе. Он спасся лишь тем, что предал один раз — удрал с поля боя, второй раз — добровольно сдался в плен, и третий раз — добровольно пошел на службу в немецкую полицию. А затем все это скрывал, но в 1948 г. суровая длань справедливого сталинского правосудия его настигла.
Прокуратура даже сделала такой вывод: «Большая правда большого подвига была сфальсифицирована журналистами в „героизм взвода Добробабина“ (кстати говоря, ГВП однозначно установила, что он не был ни командиром взвода, ни помощником командира взвода. — А.М.). Массовый подвиг всей роты, всего полка, всей дивизии безответственностью не совсем добросовестных журналистов преуменьшили до масштабов мифического взвода. В результате нечистоплотный человек получил почести, которых не заслужил». ГВП жестко стоит на этой позиции до сих пор. И правильно делает. Хоть в чем-то она на страже правды.
А что касается самого подвига панфиловцев, остановивших в 1941 г. врага на подступах к Москве, то руки коротки у всех этих деятелей «искусства демократической реабилитации» предателей и изменников. Как бы они ни пыжились, какую бы чернуху не вываливали бы на страницы прессы, ни хрена у них не выйдет. Величие этого выдающегося подвига не померкло за 67 лет! И не померкнет никогда! Потому что это подвиг во славу Её Величества России!
Миф № 11. Вместо того, чтобы защищать столицу в 1941 г., органы госбезопасности в ходе Московской оборонительной операции занимались охраной только высшего руководства и минировали Москву, чтобы превратить её в руины
Такими нешуточными мифами наша «интеллигенция», не к ночи будь она помянута, забавляется по сию пору. Однако объяснять ей что-либо попросту
Официально органы государственной безопасности вступили в войну на основании двух совершенно секретных директив народного комиссара государственной безопасности СССР В. Н. Меркулова — от 22 и 24 июня. Вот полный текст первой из них:
22 июня 1941 г.
9 час. 10 мин. № 127/5809
Совершенно секретно
В связи с начавшимися военными действиями с Германией приказываю немедленно провести следующие мероприятия:
1) привести в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат НКГБ — УНКГБ;
2) провести изъятие разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента;
3) мобилизовать внимание всей агентурно-осведомительной сети на вскрытие и предупреждение всех возможных вредительско-диверсионных актов в системе народного хозяйства, и в первую очередь — на предприятиях оборонной промышленности и железнодорожного транспорта;
4) при поступлении данных о готовящихся государственных преступлениях — шпионаж, террор, диверсия, восстания, бандитские выступления, призыв к забастовкам, контрреволюционный саботаж и т. д. — немедленно принимать оперативные меры к пресечению всяких попыток вражеских элементов нанести ущерб Советской власти;
5) совместно с НКВД — УНКВД обеспечить:
а) строгую охрану важнейших промышленных предприятий, железнодорожных узлов, станций, мостов, радиотелефонных, телеграфных станций, аэродромов, банков и т. д.;
6) мобилизовать внимание работников милиции на борьбу с возможными проявлениями паники;
в) привести в боевую готовность пожарные команды.
Намеченные вами мероприятия согласуйте с первыми секретарями ЦК компартий республик, крайкомов, обкомов ВКП (б) и о результатах проводимой работы телеграфируйте в НКГБ СССР немедленно.
36
ЦА ФСБ РФ, ф. 12ос, оп. 3, д. 4, л. 241–242. Подлинник. Небезынтересно заметить следующее. Если директива Меркулова была подписана в 9 час. 10 мин. 22 июня, то совершенно секретный приказ № 2/79с коменданта Московского Кремля генерал-майора Н. Спиридонова «О введении усиленной охраны и обороны Московского Кремля» был подписан уже в 8 час. 30 мин. утра 22 июня. ЦА ФСБ РФ, ф. 17, оп. 25, д. 1, л. 201.
А вторая директива касалась органов госбезопасности прифронтовых областей:
24 июня 1941 г.
136/6171
Совершенно секретно
Киев НКГБ — т. Мешик
Минск НКГБ — т. Цанава
Рига НКГБ — т. Шустину
Таллин НКГБ — т. Кумм
Кишинёв НКГБ — т. Сазыкину
Ленинград УНКГБ — т. Куприну
Петрозаводск НКГБ — т. Баскакову
Мурманск УНКГБ — т. Ручкину
Петропавловск-на-Камчатке УНКГБ
Александровск-на-Сахалине УНКГБ
Копия: всем НКГБ-УНКГБ
В дополнение к нашей директиве от 21 июня за № 127/5809 напоминаю ещё раз о необходимости соблюдения максимальной организованности, бдительности и напряжения всех сил в борьбе с врагами советского народа.
В условиях военного времени органы НКГБ должны ещё тверже стоять на своем посту, действуя в тесном контакте с командованием частей Красной Армии и рационально используя совместно с органами Наркомвнутдела чекистские оперативные войска.
Предлагаю:
1. Форсировать эвакуацию арестованных, в первую очередь из районов, в которых создалось напряжённое положение.
2. Архивные материалы и другие секретные документы, не являющиеся необходимыми для текущей оперативной работы, тщательно упаковать и отправить в тыловые органы НКГБ под надёжной охраной.
3. Особо охранять шифры, совершенно исключив возможность попадания их в руки противника.
4. Ни в коем случае не покидать обслуживаемой территории без специального разрешения вышестоящих органов НКГБ. Виновные в самовольной эвакуации, не вызванной крайней необходимостью, будут отданы под суд.
5. Совместно с органами НКВД организовать решительную борьбу с парашютными десантами противника, диверсионными и бандитско-повстанческими группа, организованными контрреволюционными элементами.
6. В каждом органе НКГБ создать крепкие, хорошо вооружённые оперативные группы с задачей быстро и решительно пресекать всякого рода антисоветские проявления.
7. Особое внимание обратить на вопросы связи, принимать все необходимые меры, чтобы быть в курсе происходящих событий, в частности, знать в каком состоянии находится тот или иной периферийный орган НКГБ.
8. Не ослаблять работы с агентурой, тщательно проверять полученные материалы, выявляя двурушников и предателей в составе агентурно-осведомительной сети. Агентуру проинструктировать: в случае отхода наших войск оставаться на местах, проникать в глубь расположения войск противника, вести подрывную диверсионную работу. При возможности обусловить формы и способы связи с ними.
9. Не реже двух раз в сутки информировать НКГБ СССР всеми доступными способами о положении дел на местах.
10. Решительно пресекать малейшие проявления паники и растерянности среди оперативного состава органов НКГБ, арестовывать паникеров и трусов.
Каждый сотрудник НКГБ должен проникнуться чувством огромной ответственности за дело, которое поручено ему партией и правительством Советского Союза.
Уверен, что органы НКГБ с честью выполнят свой долг перед Родиной.
37
ЦА ФСБ РФ, ф. 12ос, оп. 3, д. 4, л. 252–254.