К судьбе лицом
Шрифт:
– Остановись, Жестокосердный! Я отдам за него свою жизнь!
И ничего не стало.
Только висело холодное лезвие в руках своего хозяина. Раздумывало. Жать или не жать горелые волосы?
Только сеяла морось, смывая с травы чьи-то невидимые следы. И звучал отдаленный, довольный голос: «Радуйся, маленький Кронид. Кажется, ты только что убил бессмертного».
* * *
Тени простирали руки. Почтительно расступались,
В глазах у теней вместе с восхищением жило недоумение: как?!
С уважением плеснули воды Стикса. Харон потупил вечно колючий, презрительный взгляд – наклонил голову, мощным взмахом весел послал лодку в полет по ледяным волнам, чтобы скорее доставить на другой берег новую тень.
Белая Скала – и та не выстояла перед лицом великого подвига: искривилась в подобии поклона.
Пригнулись гранаты. Распластались асфодели. Неизменные ивы над Коцитом всплеснули ветвями – и приникли ими к берегу…
Что уж тут о подземных говорить. Собрались со всех концов мира – выразить непритворное восхищение. Простереться на земле, принести дары, рассыпаться в славословиях.
Краешком взгляда поглядеть на олицетворение бескрайнего мужества: бессмертного, отдавшего сущность за своего ученика.
Хирону расстилались под ноги. Пожирали его опасливыми взглядами, будто нового царя. Робко бросали на дорогу цветы. Увенчали венком из лавровых листьев, тайком уворованных в саду Персефоны.
Деметре в ее недавний визит не досталось четверти таких почестей.
Отражение ликования в Среднем Мире, где смертные чествовали нового заступника – земного бога врачевания. Бессмертного сына Аполлона Асклепия.
Песни, взгляды, полные почтительного восторга, трепетные касания, боязливые, торопливые поклоны теней…
Мир старался, разыгрывая представление – щедрую встречу того бессмертного, кого я вынудил умереть.
Доигрывая игру за меня.
Я не смотрел на пышную встречу, не слушал славословий. В груди поселилась пустота, обвитая плющом предчувствия. Встретил новоприбывшего во дворце. Бросил несколько слов о чести принимать такого гостя, о том, что учителю героев предоставят выбор – где длить посмертное существование: в Элизиуме или в бывшем Эребе. Сказал о пире.
Не стал ловить странное выражение, с которым вглядывался в мое лицо кентавр.
На пиру поднял первый кубок. Оставил свиту отдуваться за меня.
Потом вышел в сад – не в сад камней, не в цветник, разведенный Персефоной, а остатки своего собственного сада.
Плакучие ивы, гнущиеся от плодов гранаты да облетающие тополя. На фоне серебристой листвы – желтоватые венчики асфоделей.
Скульптуры белеют среди темных стволов – из мрамора. Это уже недавнее добавление, Гермес расстарался. Все рассказывал мне о Персее, потом вдруг умолк и брякнул:
– А произведения Горгоны – тебе бы в сад, Владыка! Очень, знаешь ли, по настроению подходят.
И точно, подходят. Они само совершенство, эти мраморные статуи,
Извивается ручеек у ног девушки. Небольшое озерцо со всех сторон окружено зарослями ивняка. Черная, грубо вытесанная скамья кажется просто валуном удачной формы. Я предпочитаю сидеть на берегу озера, но сегодня – Владыка – опускаюсь на скамью.
И сижу – долго сижу, рассматривая статуи и отмечая все новые детали. Копейщик неумело держит щит: совсем мальчишка. Разбойник-моряк понял, что не спастись и окаменел в момент отчаянного рывка навстречу смерти: черты искажены отчаянием, а подбородок уже отвердел. Висит в мраморном ухе мраморная серьга. Старец, которого Горгонам швырнули то ли в наказание, то ли как отвлекающее средство, – на последней степени истощения, лохмотья не скрывают впадину на месте живота, он даже не сделал попытки заслониться и смотрит с тупой покорностью.
Будто Ананке в лицо.
Позади раздался неторопливый перестук копыт. Я обернулся.
Мудрый Хирон, перед которым сегодня пало ниц мое царство, глядел на меня с кривой усмешкой.
– Так, значит, ты, – сказал вдруг весело. – А я-то все думал: с кем из вас она говорит?
[1] Лесха – помещение для собраний, где также могли ночевать бродяги и нищие.
Сказание 10. О способе проверить удар героя
Есть таинство отзвуков. Может быть, нас
Затем и волнует оно,
Что каждое сердце предчувствует час,
Когда оно канет на дно.
О, что бы я только не отдал взамен
За то, чтобы даль донесла
И стон Персефоны, и пенье сирен,
И звон боевого весла!
Н. Заболоцкий
– Ну-ну… любимчик.
Нет сил отрицать. Отрицать вообще глупо.
Только радоваться, что я редко показываюсь из своих подземелий, а здесь имя Судьбы не так часто поминают всуе.
Не то что под солнцем. Там только и слышно: «Счастливчик! Тебе судьба улыбается!», «Вот Ананка-то тебя по головке гладит!», «Любимчик Судьбы – да и только!»
Насчет улыбок не знаю – моя Судьба неулыбчива, как я сам. Правда, она умеет смеяться и, кажется, проделывает это надо мной частенько в последнее время…