К своей звезде
Шрифт:
«Вот этим она и привлекает», – решил Булатов, жестом приглашая Нину к лифту.
– Наверное, думаете, зачем меня зазвали в это заведение, если существует телефон? – сказал Булатов, когда они вошли в ординаторскую.
– Угадали, – призналась Нина, – чего только не передумала.
– Все просто, Нина Михайловна. К нам вчера поступил раненый офицер… Летчик. – Лицо женщины начало мгновенно бледнеть, и Булатов поспешил ее успокоить. – Нет, нет, это не Ефимов, выпейте воды, пожалуйста.
Нина растерла щеку, глотнула из поданного
– Молодой лейтенант, Волков Геннадий, – продолжил Булатов, доставая из шкафчика белый халат, – он видел Ефимова несколько дней назад. Так что вы всё узнаете из первых рук. Недавно его прооперировали, он еще слабенький, поэтому вы не очень его утомляйте.
Нина благодарно посмотрела на Булатова, и он отметил, что боль за близкого человека сделала ее еще более женственной и еще более привлекательной. В сердце шевельнулась зависть к этому счастливчику Ефимову.
– Прошу вас, – сказал он и повел гостью в после операционный блок.
Лейтенант Волков лежал на высокой, как пьедестал, койке, обставленный со всех сторон штативами и аппаратурой, опутанный шлангами и проводами. Скользнув взглядом по строчкам цифр, Булатов отметил, что все идет «штатно», и жестом разрешил Нине подойти к больному.
– Нина Михайловна, – представил он ее лейтенанту, – можешь рассказать ей о Ефимове.
Волков встрепенулся и пытливо посмотрел Булатову в глаза: разве мне можно говорить? Булатов понял его взгляд и обрадованно улыбнулся. Значит, расчет был верным.
– Можно, можно, – сказал небрежно, – у тебя все о'кей, – и показал соединенными пальцами «очко».
Волков помолчал, собрался с мыслями и начал неторопливо рассказывать, как их обстреляли, как они аварийно сели («какое там сели, мы зацепились на отвесной скале, над километровой пропастью»), как прощались с жизнью и как их спасал Ефимов. Булатов не уловил, какие именно слова лейтенанта стали причиной случившегося. Он увидел, как у Нины вдруг безжизненно сорвалась с подлокотника рука, лицо поблекло, и она, прижав другую руку к груди, начала, как в замедленном кино, клониться вперед.
Булатов рванулся и успел подхватить ее. По обмякшему телу профессионально почувствовал – сердечная недостаточность. Провел в соседнюю палату, уложил на кушетку. Помогла палатная сестра, кто-то из врачей.
Такой реакции Булатов никак не ожидал. Конечно, от всех этих реанимационных атрибутов, капельниц, от рассказа Волкова эмоциональная нагрузка получилась высокая. Но для здорового человека вполне переносимая. Значит, с сердечком у женщины не все в порядке. Булатов отнял судорожно прижатую к груди руку и привычно нащупал пульс. Это был пульс больного человека.
Видимо, он не сумел скрыть огорчения, и Нина заметила его, потому что, когда их взгляды встретились, она испуганно сжалась, будто ждала удара. Булатов с трудом заставил себя улыбнуться.
– Не думал, что вы настолько чувствительны.
– Мне
– Переволновались. – Булатов развел руками. – Все близко к сердцу приняли. Вот оно и возмутилось. Полежите тут, с вами сестричка побудет. Через несколько минут вас посмотрит профессор.
– Лейтенант? – встревоженно спросил Аузби Магометович, увидев Булатова.
– Нет, нет, с Волковым все в норме.
– Что же вы меня пугаете своим видом, голубчик?
– Простите, Аузби Магометович, тут другое.
Он перевел дыхание и попросил шефа выслушать его. Говорил Булатов, как показалось ему самому, несколько путано, хотя и кратко. Он ждал вопросов, но Аузби Магометович докурил свою «беломорину», раздавил ее в пепельнице и сказал:
– Идемте, посмотрим.
Заглянул к лейтенанту Волкову, вернулся и сел на стул напротив Нины Михайловны. Поинтересовался какими-то пустяками, попросил раздеться. Нина послушно выполнила его просьбу.
– Попросите сюда лаборантку с электрокардиографом, – быстро сказал Аузби Магометович и, секунду подумав, добавил: – И Танечку пригласите.
Танечку – значит, нужен анализ крови.
Аузби Магометович был задумчив и немногословен. Голос его не внушал ни тревоги, ни оптимизма.
– Вы сейчас в таком состоянии, – говорил он Нине Михайловне, – что вам необходимо быть под наблюдением врачей. Нужна интенсивная терапия. Мы можем отправить вас в районную больницу, можем оставить здесь. Не можем только отпустить домой. Так что выбирайте.
– Спасибо, профессор, я останусь у вас.
А в Якутск тогда Арина Родионовна его лихо доставила. О чем они только не переговорили за восемь часов полета. Уже и пассажиры, и члены экипажа стали посматривать на свою стюардессу с любопытством: не в меру оживлена, возбужденно-смешлива, к каждому с ослепительной улыбкой, с готовностью… Сумела выяснить через радиста, что через час после их прибытия в Якутск, на Алайху будет спецрейс, посоветовала найти какую-то Антошу в отделе перевозок, которая устроит его как миленького на этот самолет. Арина очень хотела, чтобы Булатов обернулся в Алайху за двое суток, и ждал ее в Якутске, когда она вернется из Петропавловска-Камчатского. Ей «ужасно» хотелось возвратиться в Ленинград вместе с Булатовым.
Антошу он нашел, и она действительно посадила его на самолет спецрейса.
В Алайхе в аэропорту Булатов лицом к лицу столкнулся с одним из знакомых врачей местной больницы. Искренне удивившись появлению Булатова в этих широтах, тот сообщил, что через несколько минут летит в Устье за больным. И если Булатову нужно именно туда, его могут взять. Ему подозрительно везло. Судьба просто вела его за руку.
В салоне вертолета дико грохотало, ни спросить, ни ответить. А когда люди вынуждены кричать, на сокровенные беседы не потянет.