К своей звезде
Шрифт:
– Доложил…
– Может, хватит уже, Руслан? – Она подошла к постели, покачала головой. – Позор!
И опять сильно выделила обе гласные. И Руслан снова не удержался, чтобы не передразнить.
– Позор… Тебя кто провожает домой? Люди все видят.
Лиза подбоченилась, покачала головой – дескать, теперь понятно, какая муха тебя укусила. Руслан ждал горячего отрицания. Но Лиза улыбнулась, сощурила глаза.
– Ну, провожает. Ну и что? По-твоему, ночью одной ходить по городу приличней? Вместо того чтобы человеку спасибо сказать, ты всякие гадости воображаешь? Эх ты, дурак полосатый.
Руслан одернул тельняшку.
– Может, он еще и целовал
В соседней комнате кто-то постучал в стену. Лиза прикусила губу и села рядом с Русланом. В ее глазах уже плясали озорные бесенята. Серьезность опасности, как ей показалось, миновала.
– А порядочные мужчины за своими женами не шпионят, – сказала она полушепотом.
– Так целовал или не целовал? – таким же полушепотом спросил Руслан.
– Эх ты… – Лиза откровенно смеялась над ним. – Еще летчик. Тельняшку носишь. Другой бы ухажеру физиономию намылил, а ты на жену кидаешься! Виновата я, что за мной ухаживают?
Руслан вскочил.
– А я возьму и убью его!
В стену снова постучали, но уже более раздраженно. Лиза, уже шепотом, подливала масло в огонь.
– А тебя осудят судом чести, снимут звездочку… – Она вдруг встала и подошла к нему вплотную. – Может, я хочу нравиться, хочу, чтоб за мной ухаживали. А что? Дни и ночи ты на полетах. Три месяца в командировке. А теперь и вовсе – в тундру? Молодость там похоронить?
Руслан взял Лизу за ухо, приподнял лицо. Лиза спокойно выдержала его взгляд.
– Вместе с ним я убью и тебя.
– Господи! – Лиза ударила Руслана по руке. – Какого же ты придурка мне в мужья послал!.. Чиж! Павел Иванович Чиж провожал меня из кино.
Руслан почувствовал себя полным идиотом. Ну конечно, Чиж. Разве он сказал бы ему, даже если увидел Лизу с другим? Ведь предупреждал: «Сама тебе расскажет». Улыбался. А я?
Оставалось одно – упасть перед Лизой на колени и густо посыпать голову пеплом. «Все потому, что люблю тебя!» – была готова первая фраза для оправдания. Но черт дернул за язык совсем в другую сторону.
– Врешь! – выдохнул он и подумал: пусть сначала сама оправдывается, а потом уже и он попросит прощения.
Но Лиза резко повернулась и уже с порога разочарованно бросила:
– Тебе бы при домострое жить, Отелло в погонах!
– Секретарша! – успел, пока не захлопнулась дверь, бросить последнее слово Руслан. Но лучше бы ему промолчать, дураку…
5
Когда закончилось служебное совещание и офицеры, толкаясь, выходили из класса, Новиков в этой толкучке все время видел только одну спину, плотно обтянутую вытертой и потрескавшейся на сгибах кожанкой. Седые хвостики волос, прижатые околышем фуражки, касались воротника кожанки, слегка прикрывали напряженную шею, но согнутая больше обычного спина выдавала тщательно спрятанную обиду Чижа.
И хотя Новиков не чувствовал себя виноватым за неосторожную реплику командира, на душе у него было препаршиво. Ему даже не хотелось ехать с Волковым в одной машине.
– Что вам больше всего нравится в летной работе? – спросил как-то Новикова журналист.
– Возвращаться домой, – сказал он.
Ответ не понравился журналисту. В опубликованной позже статье он приписал политработнику слова, которые, по его мнению, более соответствовали такому должностному лицу, как заместитель командира полка по политчасти. Текст в газете звучал иначе: «Что вам больше всего нравится в летной работе?» – спросил я перед отъездом подполковника
– Вот чудак, – усмехнулся Новиков, прочитав статью под названием «Высота». – Не захотел понять.
Видимо, следовало разжевать стоящий за теми словами смысл. Возвращаться домой ведь можно по-разному – героем или дезертиром, на щите или со щитом, с цветами или с бутылкой водки. Любое возвращение – это итог и начало. И если тебе возвращение домой – как награда, ты очень счастливый человек, у тебя и на работе хорошо, и дома.
Он родился в 1945 году в военном госпитале на территории поверженной Германии. Петр Новиков, его отец, командовал в то время саперным батальоном, восстанавливал мосты, дороги, жилища, занимался разминированием. Мать, Светлана Новикова, в чине лейтенанта, работала переводчицей в комендатуре небольшого городка на Одере. У нее в те дни было столько работы, что о ее демобилизации никто не хотел слышать. На другой день после родов ей уже приносили в палату пачки текстов. И она лежа делала свою нелегкую работу. Через неделю к маленькому Сереже была приставлена неотлучная сиделка – рядовой Иван Божко, пожилой и ворчливый солдат из комендантской роты. Сергей Новиков приказом коменданта (выписка из этого приказа до сих пор хранится в семейном архиве) был зачислен на армейское котловое и другие виды довольствия.
Так случилось, что на родину семейство Новиковых возвращалось только в 1951 году. Сереже подходила пора идти в школу. Он не знал еще, какая она – Родина. Но молчаливая взволнованность отца и матери жила в нем с того дня, как только он услышал о возвращении домой. Он знал, что едут они в деревню, где ни кола, ни двора. Все сгорело в войну. И все-таки ехали они домой. Много лет спустя Новиков понял, что ностальгия вошла в него вместе с первым криком. Она была уже в крови, он вдыхал кислород, пропитанный тоской по Родине, засыпал под песни Ивана Божко, сотканные из одного-единственного желания – скорее вернуться домой.
После десятилетки Новиков рванулся поступать в авиационное училище. На медицинской комиссии его начисто забраковали – офтальмолог нашел конъюнктивит и не рискнул написать «годен». Оставалось одно – ехать домой. А он не мог. Не мог, и все. Два дня отсыпался в каптерке у земляка – старшины роты. А затем пошел к начальнику училища: «Не гожусь в курсанты, оставьте солдатом возле самолетов».
Начальник вызвал врача, попросил еще раз проверить абитуриента: он оценил преданность Новикова авиации. И совершилось чудо. Воспаление конъюнктив было признано как следствие недосыпания – Новиков по ночам готовился к экзаменам.
Первые каникулы в памяти сохранились до мельчайших подробностей. И то, что видел, и то, что слышал, и то, что чувствовал. Такое возвращение домой он признавал.
Когда Новиков учился в академии, стажироваться его направили в полк, которым командовал полковник Чиж. Командир стажера почти не видел и не запомнил. Но политработник сразу почуял, что ему крупно повезло: он увидел именно того командира полка, которого давно придумал в своем воображении как образец. Чиж умел все: летать, учить, понимать людей. Его влюбленность в дело, мастерство в небе, профессионализм во всем вызывали невольное восхищение у каждого, кто с ним общался или служил. Не устоял и Новиков. Он спал и видел себя после академии только в этом полку, только с этим командиром.