К восходу солнца
Шрифт:
Сначала они бежали по дороге почти одни. Изредка проходила машина или проносилась группа всадников. Встречные люди иногда и не знали, что случилось там, на границе, и смотрели на Светлану и машинистку удивленно, а то и подозрительно. Внешний вид их действительно вызывал удивление. Голова Светланы была обмотана кремовой повязкой, словно чалмой, а на плечах у машинистки болталась только половина блузки. Помнилось девушке, что брала она с собой косынку, когда выбегала из штаба, но косынка пропала, как пропал шофер, как пропал тот боец, что сидел
С наступлением сумерек появились грузовые машины, заполненные ранеными. Много шло машин, чуть ли не одна за другой. Бойцы в повязках, а некоторые и без повязок, видимо подобранные по дороге, сидели кто где мог: вдоль бортов, на бортах, стояли, прижавшись грудью к покатой крыше кабины. Тяжело раненные лежали на соломе - кто на животе, кто на боку, кто на спине.
Светлана, с согласия машинистки, начала голосовать: она тоже раненая, ее должны взять на машину. Но шоферы изо всей силы нажимали на газ. Они смотрели только на дорогу, следили сквозь боковое стекло, чисто ли небо, нет ли в нем того страшного лиха, от которого вот эти люди в кузове остались, быть может, калеками.
Наконец один шофер затормозил машину перед поднятой маленькой рукой.
– Перевязывать умеете? - спросил он, высунув запыленный чуб через выбитое боковое окно.
– Умеем, - ответила Светлана.
Чубатый недоверчиво усмехнулся и, взглянув на машинистку, приказал:
– Садитесь! Только быстро: раз, два! Вот бинты!
Бойцы, сидевшие на бортах, зашевелились, каким-то чудом освободили местечко возле себя и помогли девушкам влезть. Машина так рванула с места, что Светлана свалилась одному бойцу на голову, однако тот ничего не сказал, только улыбнулся, превозмогая боль, и осторожно отвел перевязанное плечо.
Кое-как примостившись, Светлана стала смотреть в ту сторону, где - она узнавала это по клубам дыма - должен находиться их военный городок. Может, он еще виден, может, удастся обнаружить хоть какие-нибудь приметы?
Нет, никаких примет уже не было. Густые клубы дыма, которые еще не так давно поднимались где-то возле городка и сливались с облаками, теперь, видимо, рассеялись или уже остались далеко позади и поэтому недостижимы для глаз. По всей дороге виднелись только машины и подводы...
Девочка стала присматриваться к своим соседям. Есть ли здесь кавалеристы? Кавалеристов она могла отличить всегда если не по синим петличкам, то по особому запаху. Ей почему-то казалось, что тут, в кузове, обязательно должен быть кто-нибудь из их полка. Если есть, она сразу узнает его.
Один боец лежал у самой кабины. Петлицы его гимнастерки залиты кровью, - нельзя было различить, какого они цвета. Голова перевязана приблизительно в том же месте, где и у Светланы.
– Его хорошо перевязали? - спросила девочка у машинистки и незаметно показала глазами на бойца.
– Плохо, - тихо ответила машинистка, - но на такой дороге трудно поправить.
– Тетя, - вскоре опять заговорила Светлана. В ее голосе слышались нотки горечи и искреннего доверия. - А у него такая же рана, как у меня, правда?
– Нет, что ты, - догадавшись, о чем думает девочка, быстро сказала машинистка. - У тебя совсем не такая, у тебя маленькая, просто царапинка. Твоя скоро заживет, и никакого следа не останется.
– А волосы? - несмело произнесла девочка.
– Все у тебя будет хорошо, - все, - успокаивала машинистка. - Ты не думай. Потом вот что, Светочка: не зови меня тетей. Меня Зиной зовут.
Девочка замолчала, все еще не сводя печальных глаз с перевязанной головы бойца. Зина почувствовала неловкость: не сказала ли она Свете неправду? Рана у нее небольшая, но кто знает, как она будет заживать. Кожа надо лбом содрана, возможно, и в самом деле не будут расти волосы. Вероятно, девочка чувствует это и не верит ее словам. И, наверное, ей жаль этого бойца, что лежит у кабины, и еще больше жаль отца, - он остался там, в городке.
Но ведь жаль и своих волос, таких пышных, золотистых. Их так любил и ласкал отец, так нежно и заботливо их некогда расчесывала мать. Давно уже нет у Светланы матери, умерла, а теперь вот и с отцом неизвестно, что будет...
Боец у кабины вдруг зашевелился, застонал, и Светлана испуганно отвела глаза.
– Воды-ы... - хрипло протянул он.
– Есть у кого вода? - спросила Зина.
– Давно нет, - ответил один из бойцов, опиравшихся на кабину.
– Хотя бы глоточек, Зиночка, - вдруг услышала девушка совсем рядом с собою. - Прямо ссохлось все внутри.
Зина оглянулась на этот голос.
– Откуда вы знаете мое имя? - спросила она, не разобрав еще толком, кто говорил.
– У меня же только глаза завязаны, - с нарочитой шутливостью ответил боец, - а уши ведь нет. Подслушал. Не обижайтесь...
Светлана тоже взглянула на этого бойца и чуть не вскрикнула от неожиданности: у него на гимнастерке были синие петлицы.
– Стучите шоферу в кабину! - громко приказала Зина, когда машина влетела на улицу какой-то небольшой деревушки.
– Не остановится он, - сказал боец, который первый заговорил с нею.
– Стучите! - твердо повторила девушка. - Мы его заставим остановиться.
Несколько бойцов забарабанили по кабине.
– Что такое? - крикнул шофер, притормозив машину.
– Воды надо набрать, - сказала Зина.
К удивлению всех, шофер сразу согласился и выключил мотор.
– И мне надо воды, - проговорил он, вытягивая из-под сиденья погнутую жестянку. - Только прошу: раз-два. А то фашист прет за нами.