К востоку от Эдема. Том 2
Шрифт:
— Не о том речь. Была?
— Да, мэм, была.
— Расскажи, как это было.
— Что рассказать?
— Все, что запомнила. Как это было.
— Как было? — Елена ужасно волновалась. — Ну, страшно, конечно, и… красиво.
— Что значит «страшно»и «красиво»?
— Что значит? Ну… ни цветов, ни молитвы, ничего, а все равно так прилично все, торжественно. Негра лежит себе, гроб черный, из черного дерева, а ручки серебряные, огромные, черт, сроду таких не видела. И от всего этого ты вроде… как бы это сказать… нет,
— Ладно, уже описала. Что на ней было надето?
— Надето?
— Ну да, надето. Не голая же она лежала, верно? По лицу Елены было видно, что она изо всех сил старается припомнить, но напрасно.
— Н-не знаю, — выдавила она наконец. — Не помню.
— А на кладбище ходила?
— Нет, мэм. Кроме него, никто не пошел.
— Кроме кого?
— Кроме ее мужа.
Кейт быстро спросила, может, даже слишком быстро:
— У тебя сегодня постоянные есть?
— Нет, мэм, народу мало. Завтра же День благодарения.
— Ах, да, я чуть не позабыла, — сказала Кейт. — Ну ступай! — Она проводила Елену глазами и быстро вернулась к бюро. Глаза ее смотрели на длинный счет от водопроводчика, а рука сама потянулась к груди и дотронулась до цепочки. Цепочка на шее успокаивала и придавала силы.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Ли и Кейл пытались отговорить Адама от намерения встречать Арона на вокзале. Тот должен был приехать ночным экспрессом «Жаворонок», курсирующим между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом.
— Пусть Абра одна на вокзал пойдет, — говорил Кейл. — Он все равно первым делом ее захочет увидеть.
— И я думаю, что остальных он просто не заметит, вторил ему Ли. — Зачем идти без толку?
— А мне хочется посмотреть, как он из вагона выходить будет, — стоял на своем Адам. — Он, должно быть, сильно переменился. Хочу поглядеть, какой он теперь.
— Да его всего два месяца не было, — сказал Ли. За это время не очень-то переменишься и старше не станешь.
— И все-таки он переменился. Новое окружение и вообще.
— Если ты пойдешь, нам тоже придется, — сказал Кейл.
— Ты что, не хочешь поскорее повидаться с братом? — строго спросил Адам.
— Я-то хочу, это он не захочет… то есть со мной с первым.
— Захочет, — сказал Адам. — Ты плохо Арона знаешь.
Ли примирительно поднял ладони кверху.
— Я вижу, мы все идем.
— Вы только представьте, как много нового он узнал! — увлеченно продолжал Адам. — Я не удивлюсь, если он и говорит теперь по-другому. Ты знаешь. Ли, учащиеся на Востоке привыкают изъясняться так, как принято в их учебном заведении. Гарвардского студента, например, сразу отличишь от принстонского. Так по крайней мере утверждают.
— Что ж, послушаем, — сказал Ли. — Интересно, на каком диалекте изъясняются в Станфорде? — Он, улыбаясь, подмигнул Кейлу.
Адам не видел
— Ты поставил ему в комнату фрукты? — спросил он. — Арон обожает фрукты.
— Конечно, поставил, — ответил Ли. — Груши, яблоки и виноград «мускат».
— Да-да, он любит «мускат», я хорошо помню.
Адам так торопился и торопил других, что они пришли на вокзал за полчаса до прибытия поезда. Абра была уже там.
— Обидно, но я завтра не поспею к обеду, — сказала она Ли. — Отец хочет, чтобы я дома была. Попозже приду, как только освобожусь.
— Что-то ты запыхалась, — заметил Ли.
— А вы?
— Я, наверное, тоже. Погляди-ка на пути, может, там уже «зеленый» дали?
Почти для всех нас железнодорожное расписание является предметом гордости и причиной постоянного беспокойства. Когда вдали на светофоре вместо красного света зажегся зеленый, когда из-за поворота полоснул длинный тонкий луч паровозного прожектора и ярко осветил вокзал, мужчины разом посмотрели на часы и удовлетворенно сказали: «Точно приходит».
Точность не только придает нам гордость, но и приносит облегчение. Мы теперь уже склонны считать доли секунды. Все плотнее переплетаются и соединяются в одно дела человеческие, и появляется необходимость мерить время десятой долей секунды, потом придется придумывать название для сотой доли, тысячной, и так далее, пока в один прекрасный день мы не воскликнем: «Какого черта? Чем плох час?»— хотя я лично в это не верю. Но наше внимание к ничтожно малым единицам времени — отнюдь не глупая прихоть. Случись что-нибудь чуточку раньше или чуточку позже, расстроится весь порядок вещей, одна поломка вызовет другую, потом третью, и они будут расходиться кругами, как волны от камня, брошенного в спокойный пруд.
«Жаворонок» влетел на станционные пути с такой скоростью, что казалось, будто он вообще проскочит мимо.
Уже промелькнул локомотив и багажные вагоны, и лишь потом раздалось шипенье и скрежет тормозов, и состав, дергаясь и дребезжа, начал сбавлять ход и наконец остановился.
Из вагонов высыпала немалая по салинасским меркам толпа. Люди приехали домой или погостить на праздник, в руках у них были картонки и пакеты в яркой подарочной бумаге. Наши герои искали глазами Арона, а когда увидели его, он показался им солиднее, чем раньше.
На нем была модная, с плоским верхом и узкими полями шляпа. Заметив их, он сорвал шляпу и кинулся бегом навстречу, и они увидели, что его пышные волосы коротко подстрижены и торчат ежиком. Глаза его сияли, и все засмеялись от радости, глядя на него.
Арон бросил чемодан и одним махом поднял Абру. Потом поставил ее на землю и подал Адаму и Кейлу руки.
Он так сильно обнял Ли, что у того кости захрустели.
По пути домой говорили без умолку и все разом: «Ты-то как?», «Прекрасно выглядишь», «Абра, ты так похорошела!»